Полночный поцелуй

— Нет, Лукан, не останавливайся… прошу… не останавливайся.

Габриэлла крепко держалась за него, пока он стремительно двигался. Она только и могла, что вскрикивать, сотрясаясь от оргазмов, следовавших один за другим.

Лукан спустился по ступенькам крыльца дома Габриэллы и зашагал по темной тихой улице. Он оставил ее в спальне, сладко утомленную и погруженную в глубокий сон, она ровно дышала, набираясь сил после трех часов непрерывного секса. Он никогда не совокуплялся с женщиной так долго, с такой силой и страстью.

И все же он не чувствовал полного удовлетворения, он хотел еще… Хотел ее.

Это было просто чудом, что ему удалось скрыть выросшие под наплывом страсти клыки и горящие огнем глаза с узким росчерком зрачков. Еще больше удивляло то, что он сумел не поддаться огромному, как океанская волна, желанию вонзить клыки в ее такое сладкое горло и напиться крови до опьянения, рядом с ней, когда каждая клетка тела только этого и жаждет, трудно доверять себе.

То, что он пришел к ней сегодня, — чудовищная ошибка. Лукан полагал, что секс немного остудит тот жар, что она в нем разжигает. Еще никогда так сильно он не ошибался. Овладев Габриэллой, войдя в нее, он понял, насколько слабым она способна сделать его. Она пробуждала в нем дикий, животный инстинкт, и он преследовал ее со страстью голодного хищника, каким и являлся на самом деле. Лукан не был уверен, что ему хватит сил и воли сдержать эту страсть. И она…

Господи, она не отвергла его.

Если бы отвергла, это было бы с ее стороны актом милосердия по отношению к нему, но вместо этого она принимала каждую искру его огня и отвечала, требуя большего.

Поверни он назад, окажись вновь в ее спальне, он бы еще несколько часов провел с ней. По крайней мере, он отчасти удовлетворил бы свою страсть. И если Лукан не сможет погасить растущую в нем мучительную жажду, лучше дождаться рассвета, и пусть солнечные лучи испепелят его тело.

Пожалуй, это будет самым правильным решением, раз уж он так слаб в своем служении долгу.

Лукан выругался сквозь зубы и повернул в сторону, где кипела ночная жизнь. Все тело подрагивало в нетерпении, зрение обострилось, дикие инстинкты проснулись.

Он снова жаждал крови.

Голод пробудился слишком рано, в последний раз Лукан напился достаточно, чтобы хватило на неделю и даже больше. Прошло всего несколько ночей, а желудок уже сводило. В последнее время приступы голода участились, и чем больше усилий Лукан прилагал, чтобы сдержать его, тем нестерпимее была мука.

Ограничение.

Именно оно позволяло ему держаться так долго. Насколько его хватит… И что потом? Неужели он действительно поверил, что чем-то отличается от своего отца? Его братья — оба старше и сильнее его — были сыновьями своего отца. Кровожадность поразила обоих: один по собственной воле оборвал свою жизнь, когда пагубное пристрастие достигло опасного предела, второй пошел дальше, стал Отверженным и погиб от меча воина.

Лукан принадлежал к первому поколению и был наделен огромной силой и властью, вызывал у представителей последующих поколений уважение — незаслуженное, как он считал, — но именно эта сила была его проклятием. Как долго еще он сможет бороться и побеждать в схватке с собственной природой, темной и свирепой? Случались такие ночи, когда он чувствовал безмерную усталость от борьбы с самим собой.

Шагая по улицам среди любителей ночной жизни, Лукан внимательно смотрел по сторонам. Он выполнял долг — охотился, но вместе с тем радовался, что Отверженные не попадали в поле зрения. Взгляд выхватывал покинувших Темные Гавани вампиров младших поколений, которые, подобно ему, разгуливали по улицам в поисках добровольных Доноров.

Лукан видел совсем юных вампиров, они толкали друг друга локтями и шептались; шелестом ночной листвы до его слуха долетали слова «воин» и «П1». Их священный трепет и любопытство раздражали Лукана. Вампирам, рожденным в Темной Гавани, редко выпадала возможность встретить воина, одного из оставшихся в живых основателей Ордена, некогда славного, а ныне безнадежно устаревшего.

Многие знали старые истории о том, как несколько столетий назад восемь самых свирепых представителей Рода объединились и уничтожили кровожадных Древних и служившую им армию Отверженных. Те воины стали легендарными. В течение веков их Орден претерпевал всевозможные изменения: во времена конфликтов с Отверженными он увеличивал численность и зону охвата и практически исчезал в мирные периоды.

Сейчас каста воинов ограничивалась рассеянными по миру единицами, предпочитавшими действовать самостоятельно, в большинстве своем к ним относились с некоторой долей презрения. В этот просвещенный век честных взаимоотношений с людьми и твердых правил внутри общества вампиров образ жизни и действия воинов расценивались как препятствие на пути прогресса.

Будто бы Лукан и ему подобные бросали тень на всех вампиров.