Полное и окончательное безобразие. Мемуары. Эссе

Обо всем, что писалось и пишется на территории бывшего Советского Союза, страны изначально дефективной и социально извращенной, я вообще говорить и писать не хочу и не буду. Был, правда, душевно здоровый писатель — Варлам Шаламов, есть автор одной повести — Лидия Корнеевна Чуковская, есть еще несколько авторов, писавших на советском материале, в чем-то близко подошедших к правдивому описанию окружавшего их нездорового и извращенного мира. Атак все писали со страшной цепной собакой в конуре своей души. Я имею в виду внутреннюю цензуру. Я сам с величайшим трудом в конце концов отточил напильник, сделал острую заточку, полез в свою внутреннюю будку и зарезал эту страшную собаку. Эта внутренняя ложь похожа на совокупление с нелюбимой партнершей: как ее ни переворачивай, а удовольствия нет, и поневоле из сожаления имитируешь страсть, как имитируют ее порой с помощью стонов и криков, подсмотренных в дешевых завозных порнофильмах, женщины, не испытывающие оргазма со своими мужьями-алкоголиками. Вот так же жили и живут советские и постсоветские литераторы, обманывая себя и своих читателей. Постылая жизнь и постылая холодная литература, своего рода продукт принудительного, несвободного творчества, вроде стенгазет и «боевых листков», по определению Ильи Кабакова. К тому же Россия — страна литературно молодая, относительно недавно напялившая на себя камзол псевдоевропейской словесности: все писали, особенно Пушкин, старательно прикидываясь органичными европейцами. У нас раньше, до 18 века, писали только «по Божеству», и только Курбский, Котошихин и сожженный в срубе протопоп Аввакум хоть немножко, не от хорошей жизни, заговорили на человеческом, каждодневном разговорном языке, без «высокого штиля». Со времен Верлена, Бодлера, Рембо и Лотреамона стало модно быть и прикидываться душевнобольными и желательно одновременно педерастами. Я против этих секс-меньшинств, а теперь и секс-большинств, ничего не имею. Пускай делают, что хотят, это такой же интимный процесс, как сидение на унитазе — не происходит объединения лиц, страдающих запорами или хроническим расслаблением желудка. Кроме темы лесбоса и педерастии активно используется идея венского доктора Фрейда о том, как каждый малыш хочет поиметь в зад свою дорогую мамочку и поэтому очень хочет убить своего папочку, а также творчество художников Гогена и Ван-Гога. Ван-Гог отрезал себе бритвой ухо в борделе, а у Гогена был очень большой половой член, и он сбежал к таитянкам и произвел от них кучу диких детей, потомки которых по сей день ползают на потеху туристам по пляжу острова вместе с черепахами. Ничего нового эти господа зазывалы не произвели, и используется та же истертая колода карт. В России в нее добавляются Неточка Незванова, Анна Каренина с ее паровозом, дочка Сталина Светлана, Солженицын с его раком желудка и ГУЛАГом, а также доктора Живаго и Чехов, удачно лечившие геморрой, и киевский венеролог Булгаков с его ведьмами. Под эту шарманку вертят и перестройку, и чубайсовскую приватизацию, путинскую чекистскую вертикаль суверенной демократии. Мы все уже очень давно, весь двадцатый век живем в совершенно удивительной, непрекращающейся, колоссальной, дотоле невиданной социальной и идеологической провокации. Есть несколько центров возникновения этих провокационных волн. Одним из таких очагов гигантской псевдолевой провокации был СССР, и внутри этого гигантского пузыря лжи работала масса, целое сообщество профессиональных лжецов и идеологических провокаторов. Их ценили по степени ядовитости и воздействия на слабые умы как самих подданных красного Кремля, так и западных и азиатских интеллигентов, уверовавших в эту ложь. В мире нигде и никогда не было столь рабского государства, как СССР, — для того чтобы прокормить себя и свою семью, надо было на любой работе, в любой сфере деятельности в унизительном порядке участвовать в поддержании этой лжи: участвовать в их выборах, присутствовать на их сходках и собраниях.