Полное собрание рассказов

Боба Уайта призвали в армию и приписали к полевому госпиталю. За три дня до перемирия он прибыл во Францию. Вернувшись, Боб много чего рассказал о войне всем, кто хотел его слушать.

Показывал Железный крест, который снял с убитого им немецкого офицера. И пусть ближе чем на сорок миль к передовой не приближался, много чего рассказал об окопной жизни. Бобу не нравились французы. Некоторые использовали быков для вспашки земли, а у всех француженок были черные зубы. И совсем они не походили на наших девушек. Боб общался с лучшими семьями Франции, поэтому знал это наверняка. Согласно Бобу, французские солдаты никогда не воевали в этой войне. Что с них взять – одни старики, пригодные только для патрулирования дорог. И морские пехотинцы тоже особенно не воевали, говорит Боб. Он видел множество морпехов, и все они болтались в портах и в Париже.

У жителей Бухты не было определенного мнения как о Франции, так и о морской пехоте. Боб все видел собственными глазами, так что ему они верили.

Старик Херд и миссис Херд

Лицо старика Херда выглядит неприлично: бакенбард нет, подбородок маленький, веки красные, глаза слезятся, из носа течет. Ферма Херда рядом с нашим домом, в низине, и мы слышим, как он клянет лошадей, когда пашет землю. Он маленького росточка и приходит за помоями, которые мы оставляем для его свиней в большом чане. Если находит в помоях что-то, по его мнению, несъедобное для свиней, он клянет и нас, и помои, но только тихо.

Он евангелист и регулярно ходит в церковь и на молельные собрания. Никто не видел его улыбки, но иногда мы слышим, как он распевает:

Осчастливила религия меня,
Осчастливила религия меня,
Осчастливила религия меня –
Не могу я без нее прожить и дня.

Миссис Херд – крупная женщина с большим, добродушным, простым лицом, и она на двадцать лет моложе старика. Сейчас ей около сорока, но было лишь восемнадцать, когда умер ее отец и оставил ей в наследство ферму Амакеров. Она попыталась управляться ею сама, но у нее ничего не вышло. Денег на переезд в Гранд-Рэпидс у нее не было, и в то время на летний отдых сюда никто не приезжал, так что наняться к кому-то в прислуги она не могла. И однажды она сказала моей матери, что «тогда я выглядела очень даже ничего».

Херд едва ли не каждый вечер приходил на ферму Амакеров и ничего не говорил, просто смотрел, чем заканчиваются ее жалкие попытки самостоятельно вести хозяйство. Не предлагал ей помощи даже в колке дров. Просто стоял и смотрел, как ее все глубже засасывает трясина бесхозяйственности. А по прошествии какого-то времени предложил: «Сара, тебе лучше выйти за меня замуж».

Через какое-то время они поженились, и, как она сказала моей матери, «самое ужасное то, что тогда он выглядел точно так же, как и сейчас».

Билли Гилберт

Билли Гилберт, индеец из племени оджибве, жил рядом с озером Сюзан. Миссис Билли многие считали самой красивой индианкой в верхнем Мичигане. Их толстых, смуглых маленьких детей звали Бьюла и Пруденс. Билли и миссис Билли ходили в школу в Маунт-Плизант, и Билли был хорошим фермером. В 1915 году – в Бухте никто не знал, какова причина – Билли поехал в Су-Локс и записался в Черную стражу[204].

Этим летом Билли вернулся домой. С двумя ленточками на форме над сердцем и тремя золотыми нашивками на левом рукаве. Никто в Бухте понятия не имел, что эти ленточки свидетельствуют о награждении Билли «ВМ»[205] и «МЗБС»[206]. Все парни возвращались с ленточками, некоторые с тремя или четырьмя, они продавались в лагерях, где проводилась демобилизация, но все вдоволь посмеялись над его килтом.

«Посмотрите на индейца в юбке!» – кричали зеваки. А когда он клал на землю вещмешок и закуривал, кто-нибудь обязательно говорил: «Вы только посмотрите на нее! Она курит!» Этого вполне хватало для того, чтобы всех захватил смех. Такого приема Билли никак не ожидал.

До озера Сюзан он добирался на попутках и нашел свой домик пустым. На двери висел замок, огород и молодой яблоневый сад заросли сорняками, душившими те яблони, которые не обглодали зайцы. Билли перешел дорогу. Постучался в дом соседа.

– Миссис Гилберт? – Мужчина в дверях с улыбкой смотрел на килт Билли. – Она сбежала с сыном Саймона Грина. Продала ферму Г. из Шарлевуа. В этом году землю не обрабатывали. Так ты – Билли, да? Что ж, они живут где-то в штате, но не знаю, где именно. – Сосед стоял в дверях с лампой в руке – уже спустились сумерки.

Билли повернулся, закинул вещмешок за плечо и в сдвинутой набок шотландской шапочке зашагал по дороге, его голые колени покачивались под килтом, совсем как на другой дороге, во Франции, соединяющей Бапум и Камбре. Его лицо оставалось высеченным из камня, а глаза смотрели куда-то далеко-далеко вперед. Потом он начал насвистывать. И насвистывал он мелодию песенки:

Далеко идти до Типперари[207],
Далеко идти, ох, далеко…