Полное собрание рассказов

Фуллер разрушил очарование летнего дня на морском побережье и напомнил всем присутствующим о темных потаенных страстях, что так часто движут человеком.

Он вполне мог оказаться братом, пришедшим вызволять сестру-идиотку из злачного заведения, или ревнивым мужем, явившимся в салун за нерадивой женой, бросившей дома ребенка. Но капрал Фуллер видел Сюзанну впервые в жизни.

Вообще-то он не собирался устраивать сцену. И даже не знал, что его стул заскрипит. Наоборот, он хотел скрыть свой гнев, сделать его лишь незначительной деталью на фоне ритуального шествия Сюзанны по деревне — деталью, которую подметят лишь один или два истинных ценителя комедии человеческих отношений. Однако скрип вращающегося стула поместил гнев капрала Фуллера прямо в центр солнечной системы всех посетителей аптеки — и особенно самой Сюзанны. Время остановилось и не могло двинуться дальше, пока Фуллер не объяснил бы недовольного выражения на своем каменном лице.

Фуллеру показалось, что его щеки горят точно раскаленная медь. Он пытался осмыслить свою судьбу. Судьба вдруг дала ему аудиенцию и поставила в положение, где он просто не мог не выговориться.

Фуллер почувствовал, как зашевелились его губы и с них сами собой слетели слова:

— Это еще кто такая?

— Простите? — удивленно спросила Сюзанна и загородилась от него газетами.

— Я видел, как вы шли по улице — ни дать ни взять цирк на выезде. Вот и подумал: кто вы такая? — пояснил Фуллер.

Сюзанна обворожительно покраснела.

— Я… я актриса.

— Ах да, точно. Американки — лучшие актрисы в мире!

— Спасибо, очень приятно, — с тревогой проговорила Сюзанна.

Щеки Фуллера вспыхнули еще жарче. Его разум вдруг превратился в фонтан метких изощренных фраз.

— Я имею в виду не театр. Я про жизнь говорю, в которой мы все актеры. Американки одеваются и ведут себя так, словно готовы подарить тебе целый мир. А стоит протянуть руку — они положат в нее ледышку.

— Да что вы, — выдавила Сюзанна.

— Именно так, — подтвердил Фуллер. — И пора уже кому-то сказать это вслух. — Он с вызовом поглядел на присутствующих и заметил в их глазах что-то вроде потрясенного одобрения. — Это несправедливо!

— Что? — не поняла Сюзанна.

— Вот вы приходите сюда… такая вся в бубенчиках, чтоб я смотрел на ваши щиколотки и розовые ножки, — завелся Фуллер. — Целуете своего кота, чтоб я воображал себя на его месте. Называете старика ангелом, чтоб я представлял, каково это — слышать от вас ласковые слова. Прячете ключ на виду у всех, чтоб я только и думал о том, где он лежит.

Фуллер встал.

— Мисс, — полным горечи голосом выдавил он, — от вашего поведения простых ребят вроде меня мандраж бьет, но если я стану падать в пропасть, вы ведь даже руки мне не протянете.

Он зашагал к двери. Все взгляды были прикованы к нему. Мало кто заметил, что от его слов Сюзанна едва не сгорела дотла. Она превратилась в обыкновенную девятнадцатилетнюю девчушку, напрасно пытающуюся произвести впечатление утонченной и искушенной женщины.

— Это несправедливо, — повторил Фуллер. — Должен быть закон, запрещающий девушкам одеваться и вести себя как вы. Людям от вас только худо. Знаете, что мне сейчас больше всего хочется вам сказать?

— Нет, — проронила Сюзанна. Все предохранители в ее нервной системе перегорели.

— Я скажу вам то же, что вы бы сказали мне, попытайся я вас поцеловать, — торжественно произнес Фуллер и величественным жестом указал Сюзанне на выход. — Катитесь к черту!

Он отвернулся и даже не взглянул на хлопнувшую за девушкой дверь: топот босых ног по асфальту и звон бубенчиков постепенно стихли в направлении пожарной части.

Вечером овдовевшая мать капрала Фуллера поставила на стол свечу, тарелку с мясом и клубничные пирожные — праздничный ужин по случаю его возвращения домой. Фуллер жевал угощение с таким видом, точно это была промокательная бумага, а на веселые расспросы матери отвечал коротко и равнодушно.

— Сынок, разве ты не рад, что вернулся? — спросила она, когда они допили кофе.

— Рад, — ответил Фуллер.

— Чем ты сегодня занимался?

— Гулял.

— Навестил старых друзей?

— У меня нет друзей.

Мать всплеснула руками.

— Нет друзей! У тебя-то?

— Времена меняются, ма, — мрачно проговорил Фуллер. — Полтора года — не один день. Люди разъехались или завели семьи…

— Семейная жизнь еще никого не убивала, — заметила мать.

Фуллер не улыбнулся.

— Может, и не убивала. Да только семейным ужасно трудно выкроить в своей жизни время для старых друзей.

— Но Дуги-то не женился?

— Он уже давно на Западе, ма. Служит в стратегическом авиационном командовании, — ответил Фуллер. Маленькая столовая вмиг превратилась в одинокий бомбардировщик, рассекающий холодную разреженную стратосферу.

— Вон как… но кто-то ведь должен был остаться.

— Никого, — отрезал Фуллер. — Я все утро просидел на телефоне, ма. Мог бы вообще из Кореи не уезжать — все равно тут никого нет.

— Не верю! Раньше ты не мог спокойно пройти по Мейн-стрит, чтобы не столкнуться с каким-нибудь приятелем.