Читаем Полное собрание рассказов полностью

— Скажите ему, они доказывают, что фермер не лгал. Всемирная выставка в Чикаго была в 1893 году. Печь «Терма-Кинг» в тот год стоила как раз пятьдесят четыре доллара. Объявление 1893 года это доказывает. У них было пятьдесят семь долларов, значит, еще три осталось бы, как и говорил фермер… А, да и черт с вами! Вы все равно не слушаете.

Дэвид повернулся к медсестре спиной.

— Да тебя весь дом слышит, — громогласно пожаловался с верхнего этажа доктор Бойл.

— Бойл, у меня есть доказательства, что у старика и правда вся жизнь пронеслась перед глазами! Он путешествовал во времени и попал в 1893 год!

— Жаль, он не пристрелил заодно твоего деда. Тогда, возможно, я нашел бы сегодня время закончить доклад.

— Уделите мне минутку! — попросил Дэвид.

— Ладно, будем считать, что ты пациент в критическом состоянии. Дэвид, ты не в себе! Рекомендую хорошенько отдохнуть и выспаться. Ну, и мне то же самое не помешает… Поднимайся.

— Сейчас доктор вас примет, — бодро провозгласила медсестра и со снисходительным почтением вернула бумаги Дэвиду.

— Я умею общаться и без помощи переводчика, — едко ответил тот и стал подниматься по лестнице, перешагивая через две ступеньки зараз.

Доктор Бойл закрыл дверь в кабинет, сел за стол и, пристроив подбородок на сложенные руки, приготовился слушать.

— Объявление все доказывает, — говорил Дэвид. — Старик вернулся в тот момент, когда ему было семь лет, услышал рассказ отца об электрической железной дороге на Всемирной выставке, название печи, которую отец хотел купить, и ее цену. Все сходится!

Бойл даже не повернул головы.

— Уж не знаю, что у тебя сходится, Дэвид, но ты неправ. У старика наверняка просто чертовски хорошая память. Вот и все. Может, перед этим происшествием что-то всколыхнуло старые воспоминания. Некоторые гипнотизеры заставляют вспомнить марку машины, на которой сорок лет назад ездил твой учитель. С фермером было то же самое. Путешествия во времени? Не смеши меня.

— Я говорил с ним на прошлой неделе, проверил его память. Она ужасная, — возразил Дэвид. — Старик не помнит даже, сколько стоит его нынешняя плита, не говоря уже о ее марке. — Он сунул руки в карманы. — Приведите хоть один обоснованный довод, опровергающий возможность путешествий во времени. Хоть один!

— Логика, мальчик мой, — процедил сквозь зубы Бойл. — То, что ты говоришь, — нелогично. Иначе ты можешь вернуться в прошлое, убить кого-нибудь и заодно уничтожить бог знает сколько его потомков. Прикончить Карла Великого, а вместе с ним и всех белых людей на земле. Что за бред? А может, заняться контрабандой оружия и продать древним афинянам пару пулеметов, чтобы они выиграли Пелопоннесскую войну?! Или самому изобрести лампочку, телефон и аэроплан задолго до Эдисона, Белла и братьев Райт? Только представь себе размер патентных выплат!

— Знаю, знаю, я и сам об этом уже думал, — закивал Дэвид. — А потом понял, что старик находился лишь там, где бывал прежде. Если умирающий способен попасть в любой момент своего прошлого, то все эти аргументы ни к чему. Вряд ли прошлое можно изменить. Я уверен, во время путешествий можно лишь пережить то, что уже было.

— И кому это надо?

— Мне надо, — спокойно ответил Дэвид. — Вам. Всем. Если так, значит, жизнь милосерднее, чем кажется.

Доктор Бойл встал и, как медсестра недавно, распахнул дверь.

— Все это очень интересно, Дэвид, обсудим как-нибудь вечерком. Все равно разговор ни о чем: ты веришь — я нет. А теперь прости, у меня больше нет времени говорить об этой ерунде.

— Вы должны мне помочь выяснить все наверняка.

Не обращая внимания на распахнутую дверь, Дэвид устроился поудобнее в мягком кресле и закурил сигарету.

— Слушай, друг мой, — теряя терпение, выпалил Бойл, — неделю назад мы с тобой были едва знакомы. А теперь ты липнешь ко мне, как сиамский близнец. Постоянно звонишь, подстерегаешь повсюду… Мне это неинтересно, ясно? Поищи себе другого единомышленника. Какого-нибудь приятеля, священника там, или психолога. Или ученого, который интересуется всей этой чушью. А я — врач общей практики, и у меня нет ни капли свободного времени!

— С экспериментом мне поможет только врач, а других в городе нет, — беспомощно развел руками Дэвид. — Простите, если я мешаю. Но это очень, очень важно. Ужасно важно. Я думал, вы захотите помочь. Разве это не важно — доказать мою правоту? Узнать, что вечность после смерти состоит из лучших моментов твоей жизни?

Доктор Бойл зевнул.

— А если их не было — этих лучших моментов?

— Тогда можно вернуться в материнскую утробу. Кому-то только этого и хотелось бы.

— Ты уже все объяснил себе, да, Дэвид? — прищурился доктор Бойл. — И как я должен тебе помочь? Что за эксперимент ты задумал?

Последний вопрос он задавал очень осторожно — с такой осторожностью обычно ощупывают живот пациента в поисках воспаленного аппендикса.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры в одном томе

Век криминалистики
Век криминалистики

Эта книга, основанная на подлинных фактах и примерах самых громких и загадочных уголовных дел прошлого, описывает историю возникновения и развития криминалистики. Ее героями стали полицейские и врачи, химики и частные детективы, психиатры и даже писатели – все, кто внес свой вклад в научные методы поиска преступников.Почему дактилоскопию, без которой в наши дни невозможно ни одно полицейское расследование, так долго считали лженаукой?Кто изобрел систему полицейской фотографии?Кто из писателей-классиков сыграл важную роль в борьбе с преступностью?Какой путь проделала судебная медицина за 100 лет?Это лишь немногие из вопросов, на которые отвечает увлекательный «Век криминалистики» Юргена Торвальда!В издание также включены ранее не издававшиеся на русском языке главы, посвященные серологии и судебной химии и биологии!В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Юрген Торвальд

Документальная литература

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Салихат
Салихат

Салихат живет в дагестанском селе, затерянном среди гор. Как и все молодые девушки, она мечтает о счастливом браке, основанном на взаимной любви и уважении. Но отец все решает за нее. Салихат против воли выдают замуж за вдовца Джамалутдина. Девушка попадает в незнакомый дом, где ее ждет новая жизнь со своими порядками и обязанностями. Ей предстоит угождать не только мужу, но и остальным домочадцам: требовательной тетке мужа, старшему пасынку и его капризной жене. Но больше всего Салихат пугает таинственное исчезновение первой жены Джамалутдина, красавицы Зехры… Новая жизнь представляется ей настоящим кошмаром, но что готовит ей будущее – еще предстоит узнать.«Это сага, написанная простым и наивным языком шестнадцатилетней девушки. Сага о том, что испокон веков объединяет всех женщин независимо от национальности, вероисповедания и возраста: о любви, семье и детях. А еще – об ожидании счастья, которое непременно придет. Нужно только верить, надеяться и ждать».Финалист национальной литературной премии «Рукопись года».

Наталья Владимировна Елецкая

Современная русская и зарубежная проза