Читаем Полное собрание рассказов полностью

— Правда?

Я даже немного растерялся от неожиданности. Хэклман был в наших глазах сверхчеловеком отчасти и потому, что никогда не упоминал о своем прошлом и вообще о том, что делает и думает вне редакции. Теперь он заговорил о своем детстве и впервые выказал при мне хоть какое-то чувство помимо раздражения или цинизма.

— За десять лет я не пропустил ни одного урока в воскресной школе, — сказал Хэклман. — Являлся, как штык, в любую погоду, здоровый или больной.

— Вы были таким набожным?

— Боялся отцовского ремня до беспамятства.

— Он еще жив? Ваш отец.

— Не знаю, — равнодушно ответил Хэклман. — В пятнадцать лет я убежал из дома и больше его не видел.

— А ваша мама?

— Умерла, когда мне был год.

— Сочувствую.

— Тебя кто-то просил о сочувствии?

Мы остановились перед большим домом, который собирались сегодня осмотреть. Это был выкрашенный розовой краской особняк за ажурной металлической оградой, с железными фламинго у входа и пятью телевизионными антеннами на крыше. Он соединял в себе все самые безобразные черты колониальной архитектуры, современной техники и шальных денег. Никакой рождественской иллюминации мы не видели — только обычный свет из окон.

Мы постучали, желая убедиться, что приехали по адресу. Дворецкий сообщил, что иллюминация и впрямь есть, с другой стороны дома, но ему нужно разрешение хозяина, чтобы ее включить.

Через минуту появился хозяин, толстый и волосатый, с торчащими передними зубами, похожий на сурка в малиновом домашнем халате.

— Мистер Флитвуд, сэр, — обратился дворецкий к хозяину, — эти джентльмены…

Хозяин взмахом руки велел тому замолчать.

— Как поживаете, Хэклман? — спросил он. — Час довольно поздний, но для старых друзей мой дом открыт всегда.

— Гриббон, — проговорил Хэклман медленно, словно все еще не верил своим глазам. — Лео Гриббон. Сколько вы здесь живете?

— Теперь меня зовут Флитвуд, Хэклман, Дж. Спрэг Флитвуд, и я идеальный законопослушный гражданин. Была одна история, когда мы виделись последний раз, но она в прошлом. Здесь я живу уже год, тихо и порядочно.

— Бешеный Пес Гриббон живет тут уже год, а я ничего не знаю? — спросил Хэклман.

— Не смотрите на меня, — сказал я. — Мне поручено освещать школы и пожарную часть.

— Я заплатил долг обществу, — заявил Гриббон.

Хэклман поднял и опустил забрало рыцарского доспеха, стерегущего вход в пышно обставленную гостиную.

— Сдается мне, вы заплатили по два цента с доллара, — сказал он.

— Инвестиции, — ответил Гриббон, — законные инвестиции на биржевом рынке.

— Как ваш брокер смыл с денег кровь, чтобы хоть отличить десятки от соток? — спросил Хэклман.

— Если вы будете оскорблять меня в моем доме, Хэклман, мне придется вас вышвырнуть, — сказал Гриббон. — Так что вам нужно?

— Они хотят посмотреть иллюминацию, сэр, — вмешался дворецкий.

Хэклман сразу сник.

— Да, — пробормотал он, — мы в чертовом идиотском комитете.

— Я думал, победителя выбирают в Рождественский сочельник, — сказал Гриббон, — и не думал включать иллюминацию до тех пор. Это будет приятный сюрприз для города.

— Генератор горчичного газа? — спросил Хэклман.

— Ладно, умник, — высокомерно произнес Гриббон, — сегодня вы увидите, какой образцовый гражданин Дж. Спрэг Флитвуд.


На заснеженном заднем дворе Дж. Спрэга Флитвуда, иначе говоря Бешеного Пса Гриббона, синели странные тени. Была полночь, мы с Хэклманом притоптывали ногами и дули на ладони, чтобы согреться. Гриббон и трое слуг бегали по двору: плотнее втыкали вилки и суетились с отвертками и канистрами смазочного масла возле чего-то, похожего на скульптуры.

Гриббон велел нам встать подальше, чтобы, когда иллюминация включится, мы увидели ее целиком. Мы не знали, чего ждать. Наше любопытство особенно раздразнил дворецкий: он надул из баллона огромный воздушный шар, затем повернул рукоять лебедки, и шар, привязанный за веревку, величаво взмыл к небу.

— Это зачем? — шепотом спросил я Хэклмана.

— Запрос последних указаний от Бога, — ответил Хэклман.

— За что он сидел?

— Держал нелегальный игорный бизнес. Человек двадцать убили по его поручению — все ради блага франшизы. Так что его посадили на пять лет за неуплату подоходного налога.

— Свет готов? — рявкнул Гриббон. Он стоял на крыльце, воздев руки — заказывал чудо.

— Готов, — ответил голос из-за куста.

— Звук готов?

— Готов, сэр.

— Воздушный шар готов?

— Воздушный шар поднят, сэр.

— Включай! — заорал Гриббон.

В кронах деревьев взвыли демоны.

Взорвались несколько солнц.

Мы с Хэклманом от страха машинально закрыли лицо руками.

Медленно, осторожно мы отвели ладони от глаз. Перед нами в неестественном слепящем свете был вертеп в натуральную величину. Из громкоговорителей по сторонам рвались оглушительные рождественские гимны. Гипсовые коровы и овцы мотали головами, пастухи поднимали и опускали руки, как железнодорожный шлагбаум, указывая в небо.

Иосиф и Дева Мария умиленно глядели на младенца в яслях. Механические ангелы хлопали крыльями, механические волхвы двигались вверх-вниз, как поршни.

— Смотри! — Хэклман, перекрикивая шум, указал туда, куда указывали пастухи — туда, где пропал в небе воздушный шар.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры в одном томе

Век криминалистики
Век криминалистики

Эта книга, основанная на подлинных фактах и примерах самых громких и загадочных уголовных дел прошлого, описывает историю возникновения и развития криминалистики. Ее героями стали полицейские и врачи, химики и частные детективы, психиатры и даже писатели – все, кто внес свой вклад в научные методы поиска преступников.Почему дактилоскопию, без которой в наши дни невозможно ни одно полицейское расследование, так долго считали лженаукой?Кто изобрел систему полицейской фотографии?Кто из писателей-классиков сыграл важную роль в борьбе с преступностью?Какой путь проделала судебная медицина за 100 лет?Это лишь немногие из вопросов, на которые отвечает увлекательный «Век криминалистики» Юргена Торвальда!В издание также включены ранее не издававшиеся на русском языке главы, посвященные серологии и судебной химии и биологии!В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Юрген Торвальд

Документальная литература

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза
Салихат
Салихат

Салихат живет в дагестанском селе, затерянном среди гор. Как и все молодые девушки, она мечтает о счастливом браке, основанном на взаимной любви и уважении. Но отец все решает за нее. Салихат против воли выдают замуж за вдовца Джамалутдина. Девушка попадает в незнакомый дом, где ее ждет новая жизнь со своими порядками и обязанностями. Ей предстоит угождать не только мужу, но и остальным домочадцам: требовательной тетке мужа, старшему пасынку и его капризной жене. Но больше всего Салихат пугает таинственное исчезновение первой жены Джамалутдина, красавицы Зехры… Новая жизнь представляется ей настоящим кошмаром, но что готовит ей будущее – еще предстоит узнать.«Это сага, написанная простым и наивным языком шестнадцатилетней девушки. Сага о том, что испокон веков объединяет всех женщин независимо от национальности, вероисповедания и возраста: о любви, семье и детях. А еще – об ожидании счастья, которое непременно придет. Нужно только верить, надеяться и ждать».Финалист национальной литературной премии «Рукопись года».

Наталья Владимировна Елецкая

Современная русская и зарубежная проза