— Я уже не знаю, что важно, — сказала Роуз. — Я больше не способна верить. — Она тихо расплакалась и закрыла дверь перед носом у Бена.
— Прощай, Ромео, — обратились к нему двенадцать миллионов. — Не грусти. Мир полон девиц не хуже, чем Роуз, есть даже посимпатичнее. Они спят и видят заполучить такого, как ты, в мужья. И все ради любви!
С разбитым сердцем Бен медленно пошел прочь.
— А любовь, как известно, — крикнули миллионы Килрейна ему вслед, — движет миром!
Бен сложил мешки на пляже и отправился бродить по мелководью с корзиной и вилами. Он погружал зубцы в воду и водил ими по песку.
Толчок прошел через рукоятку вил, отдаваясь в пальцах. Бен налег на вилы и поднял зубцы над водой. На них красовались три жирных моллюска.
Бен был рад не думать больше о любви и деньгах. Ощущая приятное шерстяное тепло, слушая голоса моря, он забылся, поглощенный охотой за сокровищами.
Не прошло и часа, как Бен набрал половину бушеля моллюсков.
Вернувшись на пляж, он высыпал содержимое корзины в мешок и присел покурить. Кости сладко ломило от тяжелой мужской работы.
Впервые за два года он осознал, какой дивный день провел на пляже и в каком прекрасном месте живет.
А затем его разум обратился к подсчетам: шесть долларов бушель… три часа работы… шесть часов в день… шесть дней в неделю… аренда квартиры восемь долларов в неделю… еда полтора доллара в день… сорок центов сигареты… банковский процент, пятнадцать долларов в месяц…
И деньги снова заговорили с Беном — на сей раз не большие, а мелкие. Они суетились, ворчали, ныли и хныкали, перепуганные и озлобленные.
Душа Бена гнулась и завязывалась узлом, как ствол старой яблони. Он снова слушал голос, который на целых два года сделал его пленником бакалейной лавки, отравил каждую улыбку со времен беззаботных школьных дней.
Бен обернулся и посмотрел на коттедж Килрейна. Испуганное лицо Роуз маячило в окне верхнего этажа.
И глядя на пленницу, сознавая, что и сам взят в плен, Бен наконец-то понял, что деньги — это огромный дракон: от миллиардов в голове до пенни в кончике хвоста. И у него столько же голосов, сколько на свете мужчин и женщин, и дракон берет в плен любого, у кого хватает глупости к ним прислушаться.
Бен перекинул мешок с моллюсками через плечо и снова подошел к двери коттеджа.
И снова ему открыла Роуз.
— Пожалуйста, уходи, прошу тебя, — промолвила она тихо.
— Роуз, — сказал Бен, — я тут подумал, вдруг ты захочешь моллюсков? Их готовят на пару, приправляют растопленным маслом или маргарином.
— Нет, спасибо.
— Я хочу дать тебе что-нибудь, Роуз. И у меня есть только моллюски. Они не стоят двенадцати миллионов долларов, но хоть что-то.
Роуз смотрела на него во все глаза.
— Конечно, — продолжил Бен, проходя мимо нее в гостиную, — если мы влюбимся и поженимся, я стану таким же богачом, как и ты. И это будет для меня таким же ударом, каким стало для тебя решение старика Килрейна.
Роуз возмутилась.
— По-твоему, это смешно? Ты находишь свои слова забавными?
— Такова правда, — сказал Бен. — Все зависит от того, как с ней обращаться. Истина в последней инстанции. — Он вынул из ящика сигару. Табачные листья крошились в его пальцах и падали на ковер.
— Прошу тебя по-хорошему: уходи! — рассердилась Роуз. — Откровенность за откровенность. Я вижу, что была права — я совершенно тебя не знаю. — Она вздрогнула. — Ты грубый, бессердечный…
Бен поставил мешок на пол и зажег остатки сигары. Затем поставил ногу на подоконник и приосанился, приняв оскорбительную позу мужского превосходства.
— Роуз, тебе известно, где зарыты твои денежки?
— Вложены в дело по всей стране.
Бен указал кончиком сигары в угол.
— А я тебе говорю, что они забились в тот угол, где им и место, потому что я уже сказал все, что они намеревались сказать.
Роуз с любопытством посмотрела в угол.
— Видишь ли, с деньгами надо построже, — сказал Бен. — Задумаешь схитрить, они обязательно расскажут о твоих намерениях. — Он снял ногу с подоконника. — Пожадничаешь, не замедлят поведать о твоей жадности миру. — Он затушил сигару. — Решишь обидеть кого-нибудь, и будь уверена, они не станут стесняться. Протяни пальчик, отхватят руку по локоть. — Бен стянул перчатки и сложил их на подоконнике. — Похоже, я люблю тебя, Роуз. И сделаю все, чтобы ты была счастлива. Если ты меня любишь, давай поцелуемся, и ты подаришь мне богатство, о котором я не смел мечтать. А после сварим этих моллюсков на пару.
Мгновение Роуз размышляла, глядя в угол. Затем сделала так, как просил Бен.
Миллионы Килрейна позволили себе последнюю реплику:
— Чего изволите? — подобострастно осведомились они.
Пока смертные спят
© Перевод. Е. Доброхотова-Майкова, 2020
Если бы Фред Хэклман и Рождество могли обойти друг друга за квартал, они бы так и сделали. Фред Хэклман был холостяк, редактор отдела местных новостей, гениальный журналист, и три года моей работы под его началом были одним нескончаемым мучением. Между Хэклманом и Духом Рождества было не больше общего, чем между деревенским котом и Национальным Одюбоновским обществом[35]
.