Полное собрание рассказов

В последнее время почерк Чарлза стал приобретать орнаментальные черты — букву «е» он писал на греческий лад, в соединениях и на концах слов возникали завитушки. Делая записи, он старался следить за стилем. А всякий раз, когда мимо него проходил Эпторп, переворачивал очередную страницу в учебнике истории и делал вид, будто переписывает оттуда себе в тетрадь. Стрелки часов подползли к половине восьмого, и в дальнем конце аркады Нижнего крыла послышался звон колокольчика дежурного надзирателя. То был сигнал к перемене. Все в классе подняли головы — страницы исписаны, книги закрыты, колпачки на ручках закручены.

— Продолжайте работу, — сказал Эпторп. — Я не говорил, что занятия окончены.

Дежурный с колокольчиком продолжал двигаться по коридорам, и вот веселый звон почти стих — это он зашел в арку перед библиотекой; был еле слышен в Верхнем крыле, стал громче на ступенях Старого здания и, наконец, очень громко зазвенел за дверьми класса. И тут наконец Эпторп бросил журнал на стол и сказал:

— Ладно, все.

Класс зашумел. Чарлз подчеркнул дату, проставленную в верхнем углу страницы: «Среда, 24 сент. 1919», — и убрал тетрадь в шкафчик. Потом, сунув руки в карманы, присоединился к толпе, выходившей в сумерки.

Вот так держать руки в карманах черного сюртука, застегнутого всего на одну среднюю пуговицу, — то была особая привилегия, которую заслужил он, перейдя в третий класс. Он мог также носить цветные носки — сейчас это были шелковые — цвета гелиотропа, с белыми стрелками, купленные позавчера на Джермин-стрит. Было кое-что, прежде запрещенное, которое теперь он мог себе позволить, имел право: к примеру, мог взять друга под руку. Так он и сделал — зашагал по лужайке рука об руку с Тэмплином.

Они остановились на площадке перед сбегавшими вниз ступенями и всмотрелись в сумерки. Слева нависали массивные очертания собора; внизу земля спускалась террасами к игровым площадкам, окаймленным полосой темных вязов; по шоссе вдоль береговой линии сновали взад-вперед огоньки автомобильных фар; устье реки было еле видно — светлая полоска, пересекающая темно-серое пространство, — и где-то там, далеко-далеко, впадала она в спокойное и невидимое море.

— Все тот же вид, — пробормотал Тэмплин.

— Дайте мне огни Лондона! — шутливо воскликнул Чарлз. — Знаешь, тебе здорово не повезло с советом.

— Да у меня ни единого шанса не было. Скорее это тебене повезло.

— Да, у меня шансов не было! Но этот О’Мэлли!..

— А все потому, что вместо Фрэнка у нас теперь жучила Грейвз.

— Наша грудастая Уитли смотрит с такой тоской и скукой. Нет, нисколько не завидую О’Мэлли. Отвечать за дортуар — это не подарок.

— Зато это помогло ему пробраться в совет. Ладно, потом расскажу.

Подойдя к ступеням, ведущим к зданию столовой, они расцепили и вынули из карманов руки, пробормотали краткую молитву перед едой, и только после этого Тэмплин принялся рассказывать.

— Грейвз вызвал его к себе в конце прошлого семестра и сказал, что собирается сделать его ответственным за дортуар. А прежде главный по дортуару из младших классов никогда не входил в совет, только в прошлом семестре они перевели Истона из Нижней приемной, ну, после того как мы поскандалили с Флетчером. И О’Мэлли сказал Грейвзу, что не сможет принять эту должность, пока не будет утвержден официально.

— Откуда знаешь?

— Сам О’Мэлли говорил. Сказал, что не знает, как ему отвертеться, что лучше вообще уйдет.

— Да, весьма характерно для Грейвза — западать на таких слабаков.

— Все это, конечно, хорошо, — жалобным тоном произнес Уитли за соседним столом. — Но не думаю, что они вообще имели право назначать к нам Грейвза. Лично я поступил в Спирпойнт только потому, что мой отец знал брата Фрэнка еще по Королевской конной гвардии. И, честно говоря, страшно расстроился, когда узнал, что они убрали Фрэнка. Думаю, он должен написать директору. Здесь мы платим больше, а условия — хуже некуда.

— Чаю, пожалуйста.

— Старый добрый чай колледжа!

— И все те же старые добрые яйца.

— Человеку нужна неделя, это как минимум, чтоб привыкнуть к здешней еде.

— Я никогда к ней не привыкну.

— Небось на каникулах только и знал, что разгуливать по лондонским ресторанам?

— Да в Лондоне я был всего неделю. Брат взял меня на ленч в Беркли. Эх, оказаться бы сейчас там! Я выпил два бокала портера.

— Да, вечером в Беркли есть куда пойти, — заметил Чарлз. — Особенно если хочешь потанцевать.

— Для ленча там тоже в самый раз. Видели бы вы, какие там подают закуски! Выбор просто огромный, блюд двадцать — тридцать, не меньше. А потом нам подали куропаток и меренги со льдом.

— А я ходил обедать в итальянский ресторан.

— О, где он находится?

— Есть такое маленькое местечко в Сохо, немногие о нем знают. Моя тетя говорит по-итальянски как на родном, поэтому и знает разные такие места. Ну конечно, никакого там мрамора или музыки. Заведение предназначено только для еды. Туда ходят писатели и художники. Тетя со многими из них знакома.

— А мой брат говорит, что все парни из Сандхерста [111]ходят только в Беркли. Сели бы играть в карты, они б тебя ободрали как липку.