— Так подумай еще раз. Хорошенько.
Они прошли почти через всю площадку и оказались перед дверью в дом для начальства. Мистер Грейвз стоял на пороге своей комнаты и разговаривал с мистером Пикоком.
— А, Чарлз, — сказал он. — Подойди через минуту. Вы знакомы с этим молодым человеком, мистер Пикок? Он один из ваших.
— Да, кажется, знаком, — не слишком уверенно ответил Пикок.
— Один из моих проблемных учеников. Иди сюда, Чарлз. Хочу с тобой потолковать.
Мистер Грейвз взял его под локоток и провел в свою комнату.
Еще не топили, перед пустым камином стояли два кресла, и вообще помещение казалось каким-то слишком неестественно голым и пустым после каникулярной уборки.
— Садись.
Мистер Грейвз набил трубку и одарил Чарлза долгим мягким и вопросительным взглядом. Было ему под тридцать, и он носил твидовый пиджак со старым галстуком Регбийной лиги.
[113]Он появился в Спирпойнте, когда Чарлз был на первом семестре, и встретились они лишь однажды, да и то как-то мельком, вскользь. Тогда ослепленного новизной Чарлза растрогали его приветливость и теплота. А потом мистера Грейвза призвали в армию, и вот теперь он вернулся, в прошлом семестре, и был назначен старшим наставником отделения. За время его отсутствия Чарлз стал куда более уверенным в себе и не нуждался в проявлениях покровительства или теплоты со стороны преподавателей. Он испытывал лишь одну привязанность — к Фрэнку, которого и сменил мистер Грейвз. Казалось, призрак Фрэнка заполнил собой всю эту комнату. Вместо снимков футбольных команд Фрэнка Грейвз украсил стены копиями с гравюр Медичи. Томик «Поэзия Георгианской эпохи» в шкафу был его, не Фрэнка. Место герба колледжа заняла на каминной доске коробочка с табаком.— Итак, Чарлз Райдер, — начал мистер Грейвз, — я вам, похоже, не по нраву?
— Сэр?..
Тут Грейвз вдруг вспылил:
— Если собираешься и дальше сидеть как каменное изваяние, я тебе не помощник.
Но Чарлз промолчал.
— У меня есть друг, — начал мистер Грейвз, — иллюстратор. Вот я и подумал: может, ты хочешь, чтоб я показал ему твою работу? Ну, ту, что ты посылал в прошлом семестре на художественный конкурс.
— К сожалению, я оставил ее дома, сэр.
— Ну а во время каникул рисовал?
— Всего одна или две работы, сэр.
— Никогда не пробовал писать с натуры?
— Ни разу, сэр.
— Слишком уж ты замкнут и неамбициозен для мальчика своего возраста. Впрочем, это твое дело.
— Да, сэр.
— С таким парнем, как ты, трудно разговаривать, верно, Чарли?
— Ну, это как кому. Фрэнку не было трудно. — Чарлзу хотелось добавить: «Да я мог часами разговаривать с Фрэнком», — однако вместо этого он сказал: — Пожалуй что так, сэр.
— Ну а вот мне хочется поговорить с тобой по душам. Складывается впечатление, что в этом семестре с тобой не все благополучно, и это понятно: весь год ты пребывал в довольно трудном положении. Обычно в конце последнего семестра уходят семь-восемь человек, но поскольку война скоро закончится, они останутся еще на один год, чтоб лучше подготовиться к университету, — рассчитывают получить стипендию и все такое прочее. И вот теперь у нас ушел только Сагдон, а потому образовалась всего одна вакансия. А это, в свою очередь, означает, что и в совете всего одна вакансия, и, судя по всему, ты на нее рассчитывал.
— Нет, сэр. В классе меня обошли двое учеников.
— Но не О’Мэлли, верно? Не знаю, удастся ли мне объяснить, почему я отдал предпочтение ему, а не тебе. Ты во многих смыслах был более подходящей кандидатурой. Но суть в том, что некоторым
— Я понимаю, что вы имеете в виду, сэр.
— Сердитый маленький дьяволенок, вот кто ты есть!
— Сэр?..
— Ладно, иди. Нет смысла тратить на тебя время.
— Спасибо, сэр.
Чарлз поднялся.
— Я заказал — и скоро получу — маленький ручной печатный станок, — заметил мистер Грейвз. — Думаю, он тебя заинтересует.
Станок действительно страшно интересовал Чарлза и занимал одно из главных мест в его мечтах, причем везде — в церкви, в школе, в постели: словом, в редкие минуты абстрагирования от неприятной действительности. Пока другие мечтали о гоночных автомобилях, охоте и скоростных моторках, Чарлз часто и подолгу думал о создании собственной печатной продукции. Но какие образы встают у него перед глазами, ни за что не признался бы мистеру Грейвзу.
— Думаю, что изобретение миниатюрного переносного станка — самая настоящая катастрофа, сэр. Каллиграфия сильно пострадает.