Таким образом, простая история величественно разрослась. К концу второй недели сэр Джеймс согласился, правда, после некоторого обсуждения, что в тот же сценарий просится «Макбет». Саймон воспротивился, но вспомнил о трех ведьмах и не устоял. Название изменили на «Белая леди из Дунсинана», и вдвоем с мисс Гритс они чудесным образом за неделю переписали весь сценарий.
Конец наступил так же внезапно, как и все остальные события этой любопытной истории. Третье совещание состоялось в отеле в Нью-Форесте; эксперты прибыли по срочному вызову поездом, на машинах и на мотоциклах и были утомлены и безучастны. Мисс Гритс зачитала последний вариант, на это ушло время, ибо сценарий был в стадии «беловика» — можно было начинать съемки. Сэр Джеймс сидел в размышлении дольше обычного. Потом он поднял голову и сказал всего-навсего:
— Нет.
— Нет?
— Нет, не пойдет. Все насмарку. Что-то мы далеко отошли от текста. Вообще не понимаю, зачем вам понадобились Юлий Цезарь и король Артур.
— Но, сэр, вы же сами их предложили на последнем совещании.
— Неужели? Ну, что ж теперь поделаешь. Значит, я был переутомлен и слегка рассеян… Кстати, мне не нравится диалог. В нем утрачена вся поэтичность оригинала. Зрителю нужен Шекспир, весь Шекспир и ничего, кроме Шекспира. Вот что я вам скажу. Мы отснимем пьесу именно так, как она написана, с протокольной точностью. Запишите там у себя, мисс Гритс.
— Так что, в моих услугах вы больше не нуждаетесь? — сказал Саймон.
— Да, пожалуй что не нуждаюсь. Но чудно, что вы подъехали.
На другое утро Саймон проснулся, как обычно, бодр и свеж и собрался было вскочить с постели, как вдруг припомнил события прошлой ночи. Дел не стало. Ему предстоял пустой день. Ни мисс Гритс, ни мисс Доукинс, ни срочных совещаний, ни надиктованных диалогов. Он позвонил мисс Гритс и пригласил ее позавтракать с ним.
— Нет, боюсь, что это никак не выйдет. К концу недели мне нужно раскадровать сценарий Евангелия от Иоанна. Работка не из легких. Снимать будем в Алжире, чтоб воссоздать обстановку. А через месяц — в Голливуд. Думаю, что мы с вами больше не увидимся. До свидания.
Саймон лежал в постели, и энергия его постепенно улетучивалась. Снова безделье. Что ж, подумал он, теперь самое время поехать в деревню дописывать роман. Или съездить за границу? Где-нибудь в тихом солнечном кафе можно будет подумать над этими несчастными последними главами. Да, так он и сделает… в скорости… Скажем, на этой неделе.
Пока что он приподнялся на локте, снял трубку, назвал номер Сильвии и приготовился к двадцатипятиминутному язвительному примирению.
СЛУЧАЙ В АЗАНИИ
Клуб Соединенного Королевства в Матоди заметно контрастировал с жилищами большинства его членов — бунгало на склоне холма. Он стоял в центре города, на берегу океана; арабский особняк XVII века, построенный в виде массивных побеленных строений вокруг небольшого дворика: нависающие над улицей решетчатые окна, сквозь которые в былые времена женщины великого купца наблюдали за прохожими и повозками; тяжелая дверь, усыпанная медными шишечками, открывала доступ в тенистый дворик, где из-под корней громадного манго бил маленький фонтан; лестница из инкрустированного кедра вела в прохладные внутренние помещения.
Швейцар-араб в белых одеждах, выбеленных и накрахмаленных, как саккос [14]епископа, которые дополняли малиновый кушак и феска, сидел, борясь со сном, у ворот. Он встал в знак уважения, когда мимо него в бар величественно прошествовали мировой судья мистер Реппингтон и санитарный инспектор мистер Бретертон.
В знак сердечности совместного правления все французские официальные лица были объявлены почетными членами клуба, а фотография бывшего президента Франции («Мы не можем их менять, — сказал майор Лепперидж, — каждый раз, когда лягушатники устраивают свару».) висела в курительной комнате напротив портрета принца Уэльского; впрочем, если не считать больших праздников, они редко пользовались своей привилегией. Единственным французским журналом, на который подписался клуб, был «La vie Parisienne», [15]который в тот вечер держал в руках маленький человек плебейского вида, одиноко сидевший в плетеном кресле.
Реппингтон и Бретертон, здороваясь, продвигались вперед: «Добрый вечер, Грейнджер. Добрый вечер, Баркер. Добрый вечер, Джэггер», а затем вполголоса Бретертон спросил:
— А кто этот тип в углу с «La Vie»?
— Зовут Брукс. Нефть или что-то еще.
— Ага.