Полное собрание рассказов

— Ну, не думаю, что для вас это имеет большое значение, но, вероятно, заниматься этим делом будете не только вы, но и русские, потому что эти четверо вырыли не одну, а две могилы. Вторая предназначалась для какого-то русского, которого расстреляли раньше Стива. Говорили, что он стибрил коробок спичек из какого-то разбомбленного здания. Не знаю, правда это или нет.

— Каким судом судили Маллори?

— Трудно сказать, потому что никому из нас не довелось с ним поговорить. Но в то время мы жили с южноафриканцами, а их главный присутствовал на какой-то части суда и рассказывал, что все велось по-немецки и что Стив, у которого не было никакого адвоката, давая показания, несколько раз перекрестился, а в конце подписал бумагу, в которой говорилось, что он виновен в мародерстве. Стив ничего не понимал по-немецки, поэтому трудно сказать, соображал он, что делает, или нет.

— Значит, его законно судили и приговорили? — спросил полковник.

— Черт, думаю, да, — ответил Джим, начиная сердиться. — Но это не было честным судом, да к тому же, сэр, — ради бога! — все, что он сделал, это стащил банку фасоли, потому что был голоден.

Полковник, прицокивая языком, покачал головой.

— Вам было известно, что мародерство карается расстрелом?

Капрал кивнул, восхищенный подобной юридической мудростью.

Лейтенанта явно покоробило, но он смолчал.

— Да, — признали все мы, — но он был жутко голодным. Нам нужно было что-то есть… сэр.

— Возможно, — сказал полковник, подойдя к столу, и, ударив по нему кулаком, пояснил свою позицию: — Но вы знали, и Маллоти знал, что, если вас поймают на воровстве из подвалов, вас могут за это расстрелять. Маллоти, как я понимаю, взяли с поличным, судили, приговорили и расстреляли. Боюсь, это нельзя квалифицировать как военное преступление. — И он улыбнулся улыбкой мистера Чипса[18].

Джонс, Доннини и я одновременно встали.

— Это все, сэр? — спросил лейтенанта Джонс.

Лейтенант выглядел сконфуженным.

— Наверное, да.

— Вы можете нам еще понадобиться позднее для выяснения дополнительных фактов, необходимых для протокола, — добавил полковник. — Мы вас оповестим.

Выходя на яркий солнечный свет, мы еще слышали, как полковник объяснял лейтенанту и капралу:

— Видите ли, они все сделали точно в соответствии с законом, у них не было никаких сомнений, что парень виновен.

— А знаете что? — сказал Джонс.

— Нет, что? — ответил Джим.

— Хорошо, черт побери, что они в тот же день расстреляли русского.

— Да, — согласился Джим. — Потому что русские за своего вздернут всех фрицев в радиусе пятидесяти миль от этого стрельбища.

Раздел 2. ЖЕНЩИНЫ

19 мая 1959 г. в письме однокашнику по колледжу Миллеру Харрису, который к тому времени уже успел опубликовать пару рассказов в «Харперз», Воннегут жаловался, что ему «никак не удается ввести в рассказ женщин». В интервью, данном в 1974 г. Джо Дэвиду Беллами и Джону Кейзи, Курт сказал: «Мне никогда не удавалось вывести в моих рассказах женщин; меня это не слишком расстраивает, но все же это немного странно. Возможно, все дело в том, что для меня написание книги сродни игре на сцене. Когда я пишу, я произношу реплики за разных персонажей. Мне неплохо удаются средние американцы и чопорные англичане, и вообще лучше всего в моих книгах получаются те персонажи, чьи роли мне легко играть. Будь мои книги поставлены в театре, я смог бы сыграть своих лучших героев, но женщина из меня неважнецкая».

Три года спустя в интервью для «Плейбоя» он, похоже, перестал строить догадки о причинах своей неспособности «вывести на сцену женщин» и просто принял ее как данность. Интервьюеру он объяснил это так: «Я стараюсь не пускать в мои рассказы большую любовь, потому что стоит всплыть этой теме, как говорить о чем-либо другом становится практически невозможно. Читатели уже не способны думать. Они теряют голову от любви. Если в рассказе влюбленный завоевывает возлюбленную, то — все, конец истории, пусть даже начнется Вторая мировая или небо почернеет от летающих тарелок».

Воннегута больше интересует развитие сюжета, а не эволюция персонажей — будь то мужчин или женщин, на которых этот сюжет строится. Сюжет в рассказах Воннегута — самая сильная его сторона. Заодно Воннегут рисует точный портрет жизни среднего класса, для которого он и писал в 1950-е годы, со всем его бытом, чаяниями и мечтами, при этом сам Воннегут нередко соскальзывает в критику культуры того времени.