«Рассуждая здраво и трезво, не было у нас исторических шансов. Как не было шансов у наших родителей. И не было шансов у вас. За сорок пять лет до моего рождения страну накрыли колоссальным стеклянным колпаком, провели дезинфекцию, выкачали воздух, закачали веселящий газ; непонятливых отделили в особый отсек. Стекло как следует затонировали – чтоб не соблазнялись чужими видами. Крошились старые колонии, разваливалась Вест-Индийская Федерация, и появлялся Камерун, Сирия покидала состав Объединенной Арабской Республики, а Сьерра-Леоне выныривала из-под Великой Британии;
в это самое время Советский Союз морил голодом блокадный Западный Берлин, а 13 августа 1961 года Хрущев велел восточным немцам воздвигнуть Берлинскую стену. Ее воздвигли, ты не поверишь, за одну ночь. И рухнула она вместе со всем коммунистическим миром тоже за одну ночь, тридцать лет спустя…
Мы жили в закупоренной бочке, железный обруч Восточной Европы плотно сжимал ее по краям. Я должен был вырасти, в случае удачи даже чему-то выучиться, а дальше – либо сильно поглупеть, либо горько заскучать. То нельзя, это нельзя. Здесь лизни, там сдайся. Этого не читай. О том не думай. Лучше пей водку после рабочего дня. Или занимайся спортом, общественный турник за углом. Козла во дворе забивай (ничего страшного, так называли игру в домино). На худой конец, можешь гулять с общежитскими девочками…»
И т. д. до крематория включительно. Который описан в высшей степени убедительно.
Смысл пассажа – так сказать, противительный: вот ведь какая грозила участь, но удалось же, вопреки всему, избежать.
Хотя, если вдуматься, удалось не всем. И не полностью. Домино во дворе – да, действительно, больше никому не угрожает, это бесспорно. И крематорий – только атеистам. Что касается бедности, скуки, несправедливости, унижений…
Да ладно. Не обращайте внимания. Это я так, брюзжу. По существу-то автор прав. Неслыханная выпала удача. Ты цени ее, молодежь, цени. И ты, Восточная Европа, не уставай благодарить Бога.
Лев Осповат. Как вспомнилось
М.: Водолей Publishers, 2007.
Восхищаюсь и завидую. На девятом, извините, десятке напечатать книгу, какой еще не бывало, – пустить в ход прием, на который никто (ну – почти никто) не осмеливался, – это, знаете ли, надо у судьбы заслужить.
Вообще, удивительное существо человек: в реальности абсолютно абсурдной – собственно, в антимире – отдельные представители этого вида сохраняют способность предпочитать злу добро (в традиционном, в нормальном, так сказать, смысле этих понятий) и даже чувствовать смешное. Это подтверждено экспериментально. И вот вам еще один наглядный пример. Лев Осповат принадлежит к поколению, над которым работали особенно долго и усердно. Он просто не мог не сделаться человеком и писателем советским. Но при этом почему-то не лишился ума и таланта. Остался морально жив. Понятия не имею – почему. Такое бывало: известны и другие подобные случаи. Хотя как это вообще было возможно.
Однако это не наше дело, а факт есть факт. Вот книжечка мини-мемуаров: детство – юность – фронт – послевоенный сталинизм – литературная среда.
Или, если угодно, коллекция автобиографических анекдотов. Иногда необыкновенно грустных, почти всегда прелестных. Занимательных. А то и значительных.
Но пересказать ни одного нельзя, и вот почему. Эти воспоминания записаны самым экономным на свете способом: в столбик.
Не сказать – верлибром. А просто в речи настолько живой, естественной, стремительной и легкой ритм проявляется сам собой. Просто синтаксис делится на скорость без остатка. И пауза работает как фигура стиля.