Тут начинается унизительная эротика, презрительная медицина. И почти сразу перепутывается в мыслях с экономикой. Потому что наш французский полковник, ветеран Сопротивления в прошлом, – теперь предприниматель, миллионер. И по ходу романа с такой же скоростью, как и сексуальный крах, налетает на него крах финансовый. Не на него одного: все вокруг только и говорят – и замечательно афористичны эти легкие разговоры в кафе за рюмкой – про нехватку энергетических ресурсов. И что Запад обречен. И что поколение, которое выиграло войну, а после войны придумало и устроило новую Европу, – терпит поражения на всех фронтах и уходит, уходит. И что многие мужчины, не сумевшие вовремя состариться, нанимают себе заместителей – арабов, негров… Ведь любовь все терпит, и главные ценности у нас не украсть, просто надо взглянуть на вещи трезво – принять себя.
И наш бедный господин Жак Ренье, самоотверженный импотент, чувствует себя – и читатель так его понимает – живой метафорой.
Как, знаете, загадывают: вот если эта ворона долетит до той сосны – все будет нормально.
О победе, конечно, речь не идет, – но неужели совсем, совсем нет достойного выхода? Напрашивающийся – заблокирован условиями задачи: в случае самоубийства страховка не выплачивается, жена и сын потеряют 400 миллионов (тогдашних франков, большие деньги, неблагородно).
Появляется смуглый юнец. И нож. Потом револьвер. Потом длинная шляпная булавка. Ремарк жмет на акселератор, Фрейд – на тормоз, а Скриб рулит. И развязка наступает.
XI
Ноябрь
Сергей Лукьяненко. Ночной дозор
Фантастический роман. – М.: ООО «Издательство АСТ», ОАО «ЛЮКС», 2004.
Начнем во здравие, ввиду презумпции заупокоя. В тех небесах, где братья Стругацкие – одно из солнц, Сергей Лукьяненко светится тоже и даже считается объектом довольно крупным. Выиграл в текущем году чемпионат Европы по фантастике, или вроде того. Одноименный с книжкой фильм овладевает, говорят, массами – нестерпимое, должно, быть зрелище, – а чтиво приемлемое.
Сергей Лукьяненко пишет грамотно и легко и владеет секретом, который стоит таланта: умеет заставить читать себя – это круче, чем уважать. Умеет расположить эпизоды как бы лестницей – или коридором, – чтобы, значит, вам казалось, будто вы продвигаетесь, причем не глядя по сторонам и ускоряя шаг, причем добровольно. Как будто все происходящее не имеет пока значения, но непременно приобретет его потом. В обратной – то есть правильной – перспективе. Вы практически уверены, что на последней странице протяженность текста и, соответственно, теряемое вами время полностью окупятся. Создать у читателя такую уверенность – нетерпеливую, – так намагнитить финал получается далеко не у всех. Вполне настоящие прозаики – многие – хотели бы, да зуб неймет.
Тем обидней, это понятно, удар, поджидающий вас у мнимой цели: разгадка оказывается скучней загадки, – а вы так стремились оттуда сюда.
Но так почти всегда бывает в детективах политических – а «Ночной дозор» скроен именно по этому лекалу. Как серия эпизодов из истории противостояния двух спецслужб: тайной полиции Добра – тайной полиции Зла.
Будни оперативников. Замыслы руководства. Двойные агенты. Многоходовые комбинации. Сделки с противником: противостояние – оно же сотрудничество. Вечная ничья. Заведомое превосходство профессионалов Добра и Зла –
Но в остальном – нормальные герои щита и меча. Холодные руки, горячие головы, или наоборот. И действуют по понятиям, в смысле – соблюдают законы корпорации. «Законы, по которым Свет и Тьма ведут войну, законы, по которым нам приходится отворачиваться от оборотней, преследующих жертву, и убивать своих, не сумевших отвернуться».
Очень своевременная книга.
Василий Аксенов. Вольтерьянцы и вольтерьянки
Старинный роман. – М.: Изографус, Эксмо, 2004.
С приложением аннотированного перечня других сочинений автора. Прямо не верится, что человек может столько написать за какие-нибудь сорок лет, но этот феномен разъясняется на первых же страницах основного текста. Сразу становится очевидно, что Василий Аксенов одарен редчайшим для писателя счастьем: чувствовать наслаждение от собственных фраз. Что так называемые муки слова ему неведомы. Что он абсолютно доверяет своему вдохновению, а оно, в свою очередь, работает без перебоев. Короче, он поэт, и поэт, очень вероятно, истинный. Проблема только в том, что, как обмолвился другой, точно истинный поэт, – проза требует мыслей и мыслей.