Полное собрание романов

Они шли из Лиссабона в Рио с почтой и грузом льняных тканей. Джеймс был слишком занят, чтобы страдать от морской болезни, и так уставал, что мгновенно засыпал, едва добравшись до подвесной койки. Из Бразилии они вернулись в Португалию с грузом кофе — весь корабль пропах его пьянящим ароматом.

Оказавшись в знакомом порту, Джеймс молча получил жалованье, сунул деньги в карман и плотно зажмурил глаза, стараясь увидеть далекую страну, вызвать ее в памяти. Они загрузили в трюмы «Львиного зева» бочонки портвейна и ящики с фарфоровой посудой, украшенной синими узорами. Следующий рейс предстоял на Антигуа.

Воздух в порту Инглиш-Харбор был густым, теплым, наполненным запахом цветов и тления. Рабы не поднимались на палубу кораблей с тех пор, как был принят новый закон[142], но ими продолжали торговать, они продолжали работать: выращивали сахарный тростник, рубили его, очищали сахар и доставляли на рынок. Рабы строили повозки, на которых его везли, обивали железом колеса, подковывали лошадей, клали кирпичи, крыли соломой крыши, занимались стряпней и поддерживали огонь в очагах, ухаживали за больными и выполняли самую тяжелую работу.

Джеймс перекатывал бочонки, отирал со лба заливавший глаза пот и смотрел, как вниз по набережным текли, звякая кандалами, новые невольники с иностранных кораблей. Грязные, больные, полуголодные, но по тому, как они держали головы, как оглядывались в незнакомом месте, Джеймсу было понятно, о чем они думают: это не может быть правдой, я не верю и не принимаю этого.

Рабы, спускающиеся с плантаций, выглядели иначе — непроницаемые лица, по которым ничего не прочтешь.

Английская речь, резкая, перекрывшая шорох шагов, заставила Джеймса вздрогнуть и оглянуться. Белое мужское лицо среди темнокожих — нет, не белое, а покрасневшее и отекшее от жары и возлияний — показалось грубым и неестественным. Вероятно, комиссионер или управляющий имением. В высоких сапогах, со стеком в руке, он шел по людному рынку, прицениваясь, перебрасываясь словцом-другим со знакомыми, торгуясь, приглядывая товары, оценивая, что может представлять интерес для английского джентльмена, который предпочитает оставаться дома и тратить деньги, не отправляясь в путешествие.

Качаясь с закрытыми глазами в подвесной койке, Джеймс снова видел черные, непроницаемые, словно зашторенные, глаза, пот на колбасно-розовом лице управляющего; колонну рабов, неверными шагами уходящую в темную глубь острова. Если бы не ружья и плети, любой из них мог бы просто поднять закованные руки, набросить цепи на ближайшую розовую шею и удавить ее обладателя.

С грузом сахара «Львиный зев» отправился в Ланкастер, на север Англии. Однажды ночью в холодной Атлантике Джеймсу приснился бесконечный поход по грязи и снегу. С высоты птичьего полета он видел самого себя, свой отряд, тысячи людей, бредущих куда-то по чужой стране. Проснулся он в поту, весь дрожа от внезапного прозрения.

Я сам отдал свою свободу. Отказался от нее. Продал себя.

Тогда она казалась такой малостью: ненужным пустяком.

Пассаты несли их к дому, и к августу 1811 года судно пришвартовалось в Ланкастере, у причала Святого Георгия. К этому времени Джеймс прослужил на «Львином зеве» уже около двух лет. Война отступила в далекое прошлое, стала смутным воспоминанием о том, что происходило с кем-то другим.

С палубы корабля он разглядывал оживленный город. Поблизости располагались склады, новенькие, в шесть этажей высотой. На фасадах укреплены лебедки. Скрипя канатами, механизмы поднимали грузы до нужного этажа. Набережная кишела докерами — не только мужчинами, но и женщинами: подоткнув подолы и засучив рукава на узловатых мускулах, они не уступали мужчинам ни в работе, ни в галдеже, ни в ругани, на похабщину отвечая похабщиной. Над всем этим гамом высился город из золотистого камня. Замок казался старинным и мрачным, зато все, что раскинулось ниже по склону холма, выглядело только что отстроенным, новеньким и нарядным. Сияющие шпили церквей, величественные здания с большими застекленными окнами — прибыльная африканская торговля явно шла городу впрок.

А повернувшись и посмотрев левее, на дальний берег реки, Джеймс увидел расстилающиеся поля шелковистой ржи, а еще дальше — холмы, голубые и лиловые, словно спины всплывающих китов. Если бы можно было сойти на берег и уйти туда, за пределы шумных торговых улиц, вверх по холмам, зашагать по вересковым пустошам! Какой же глубокий покой ждал там путника, какая тишина и чистота! Джеймс вновь ощутил тот зов, который внезапно поразил его в Испании, а затем дремал в глубине его души на протяжении всего времени, проведенного в море: вернуться в Англию, на службу к тому доброму человеку. Вернуться домой.

Он отпросился в короткое увольнение на берег и получил разрешение, поскольку прежде ни разу не подводил капитана. Да и риска никакого. С чего бы это испанцу давать деру здесь, в Ланкастере?