Равнины, чей разбег дает величье небу,Долина мрачная, что выщерблена понемногуИли, кто знает, размыта взыскующей русла водой;Слишком круглый горизонт, ломающий свой обруч;И эти нивы в праздной перебежке проселочных дорог —Не уйти мне от вас без глухого ропота,Без гнева и сожаленья.Я надолго останусь прислужник застекленных домов.Улица, бегущая в косноязычном порядке,Верные крыши, не шелохнувшись рассекающие грохот,Как на толстых канатах закрепившиеся баржи,И верхушки строений, чьей растительной силыС трудом хватает на небольшой подъем, —Так сегодня насыщается зренье!Примите меня, спутники, примите меня, товарищи,Я уже вернулся и учусь влачить взгляд,Уже готовый потускнеть в спелёнатом пространстве.Этот взгляд! Я сказал бы: доброхотный поток,Царственно решившийся на ступенчатый спуск,Когда его заманивают в береговые шоры,Чтоб запрудить и бросить в рабство.О, линейные пучки разбегающихся домов,Скрещенья и пересеченья бесчисленной архитектуры,Коварные засады хитрых плоскостейИ каменные вздутые ребра,Заплетенные в воздухе, как натянутые реи,Чтобы взгляд спускался по ним, скользя, —К лицам спутников льнуть.И здесь остается владычное небо.Но лишь бегло удается разглядеть его основу,Когда тучи проходят охотничьей лавой —Одна за другой в разрыве стен.На выручку, спутники! Любовь пьет охотнее влагуВ чудной и выпуклой линзе зрачков,Чем в голубом расщепе крыш.На выручку, спутники. Примите человекаС затуманенным ликом и страхом в плечах,Несущего объем для вашей душевной мерыИ знающего цену касаньям руки, —Примите меня, спутники, с тысячью глаз и улыбок,Ведь я отвернулся от высоких и нежных зрелищРади зрелища вас одних.Ведь я уже не вижу, а только помнюХрупкое двухсердие, набухшее от свежей росы,Что с усильем расталкивает рыхлые комьяВ апреле, — зерно, с которым я знаком.Я уже не вижу буйной игрыБешеных оперений, встающих дыбом,По сломанным крючьям ветвей.Я не буду высматривать зеленых посошков,Загнутых, как палец, отпирающий створку, —Тех посошков, что землю пройдут насквозьИ выпрямятся стройной свечкой...Я не услышу выстрела хлопушек —Искривленных и раздражительных стручков,Лопающихся в полдень.Зато я нагляжусь на руки, на ваши руки,В очередь подчиненные двум господам:Прихоти разума, бегущего впереди движенья,И приказу плоти, хозяйки своей.И я увижу вены ваших рук, современники,Узловатые и раздутые веныИли томно прозрачные.О, не прячьте от меня подергиванья плеч,Плохо скрываемую примету огорченья,И начинающуюся дрожь подбородка —Первую ласточку задержанных слез.Дайте отразиться в братских зрачкахПолуумерщвленной и разорванной улыбке,Чарующей слепок лица.И я забуду лоб зеленых холмогорий,Когда гроза, ворочаясь, как разбуженный зверь,Туда-сюда бросается на синьку небаИ размытая страхом лазурь бесцветна, как трус.И уже не подумаю о деревьях с большой кроной,Внезапно перетряхивающих корзину листвыДля бега, ни с места, под корень.Все эти простые и гремящие вещи,Эта старинная распря вещества,Это упорство пластов и поколений.Сила зрелищ, я искал ее — зачем?Ради вашей беседы под сурдинку, мои спутники,Ради накопленья образов и чувств,Говорящих о вас, мои спутники.Нет, через силу мне без вас что-нибудь лелеять —Будь то рыжий туман, что, цепляясь, ведетБорону по земле, стриженной под гребенку,Будь то огромная пряжа паучья,Между борозд находка раскосого солнца,Будь то лицо воспаленное тучВ промельке листьев березы.Но если я уже припаян к этой цепи,Несу с другими груз гремучих кандалов, —Пускай моя тюрьма не будет волчьей ссылкой;Не бойтесь приближеньем спугнуть мое плечо.Говорите со мной словами с наковальни обиходаИ не стесняйтесь смехом и крупной солью шуток,Ваша радость нужна и прекрасна.О! больше не жалеть! Пусть теплое слияньеВсех ваших голосов в могущественный хорВо мне старинное уймет глухое беспокойство,Как наслоенный шум от правильных дыханий,Вырастая в гуденье над кровельным сном,Навсегда в моей памяти покрывает громы,Раскованные ветром из скрипучих стволов.