Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 2

[.....] нового понятия «события» к бесчисленным анекдотам природы. Прообразом исторического события в природе служит гроза. Прообразом же отсутствия события можно считать движение часовой стрелки по циферблату. Было пять минут шестого, стало двадцать минут. Схема изменения как будто есть — на самом деле ничего не произошло. Как история родилась, так может она и умереть, и действительно: что такое, как не умирание истории, при котором улетучивается дух события, — прогресс, детище девятнадцатого века. Прогресс — это движение часовой стрелки, и при всей своей бессодержательности это общее место представляет огромную опасность для самого существования истории. Всмотримся пристально вслед за Тютчевым, знатоком грозовой жизни, в рождение грозы. Никогда это явление природы в поэзии Тютчева не возникает как только [.....]

(2)

Велика радость действия, но еще больше радость вершить дела в совете. Не в Бородине и не в Москве, а в избушке в Филях Отечественная война достигла своего последнего величия.

(3)

[.....] не пропустив ни одной составной части. Вниманье — доблесть лирического поэта. Рассеянность и растрепанность — увертки лирической лени.

Итак, литконсультация — не что иное, как творческая, положительная беседа советской культуры с начинающими авторами, хотя беседа исследовательская, полная отступлений и руководящих указаний, беседа, освобождающая предтворческое усилие от чуждых его природе словесных пут.

Франсуа Виллон. Из реферата

(1)

Таким образом получается:

ababbcbc и ababcdcd

— формы, излюбленные Виллоном.

Следует еще прибавить формулу для dizain:

ababbccddc.

Вступление новой рифмы «c» у Виллона имеет особенное значенье. Строфа как бы получает толчок, оживляется и разрешается в последней строчке энергичной или остроумной выходкой:

Car la dance vient de la panse

и т. п.

Французский стих по природе своей, как никакой другой, приспособлен к тончайшим ритмическим нюансам. Нельзя говорить о ямбе, о хорее во французском стихе, точно так же бесполезно разбивать его на стопы. Ведь каждая строчка французского стиха живет собственной, независимой жизнью в силу того основного положения французской метрики, что долгота и ударение суть величины переменные.

Если говорить, что прелесть «Testaments» Вильона в неожиданных переходах, в чередовании настроений, как волны смывающих друг друга, то одинаково следует видеть ее в разнообразии ритмическом. «Testaments» Вильона — это настоящий ритмический калейдоскоп. Кажется, он взял «вафельницу» huitain только для того, чтобы разбить ее вдребезги. Читая Вильона, трудно поверить, что имеешь дело с неизменным восьмисложным huitain. Ритм всегда в строгом соответствии с содержанием. В легкомысленной части своего произведения он жонглирует словами проворно и небрежно, как настоящий фокусник, пользуясь даже enjambements:

Beaux enfans, vous perdez la plus
Belle rose de vo chapeau.

Наиболее оживленные строфы «Grant Testament» почти исключительно построены на ударении. Долгота совершенно изгнана и как [.....]

(2)

[.....] допущенный в его библиотеку. Знаменитую балладу «Des Dames du Temps Jadis» можно рассматривать как реминисценцию баллады Ch d’Orl<éans> «Sur la mort de la duchesse d’Orléans» с refrain: «Ce monde n’est que chose vaine»[29]. Музыкальное родство обеих баллад говорит само за себя, как и глубокое превосходство Вильона. Во всяком случае, не будь соответствующей баллады Ch d’Orl<éans>, драгоценная баллада Вильона могла бы вовсе не существовать.

Итак, серьезного влияния Ch d’Orl<éans> на Вильона не оказал. Подражать Ch d’ Orl<éans> было для Виллона [так же трудно, как влезть на намыленный шест] невозможно, — но вкус к изящному и условному до известной степени привит Виллону при дворе Ch d’Orl<éans>.

Заметки о Шенье. Из ранней редакции

(1)