Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 3

В теченье всей зимы по всему дому расхаживало с песнями и музыкой, свистом и гоготаньем до десяти, приблизительно, не имеющих ни малейшего отношенья к литературе молодых людей, считающих себя в гостях у сына Свирского и относящихся к общежитию как к своему клубу.

Далее, благодаря небрежности Свирского, который не сумел найти дворника, согласного смотреть за домом, двор дома имени Герцена по вечерам и ночам является филиальным отделеньем Тверского бульвара.

Зимой в доме было учинено доверенным лицом Союза гр. Свирским и его помощником неслыханное безобразие — избиенье в помещеньи Союза живущей во дворе женщины с нанесением ей тяжелых увечий.

Еще недавно, в теченье нескольких недель под самой моей дверью на кухне с разрешенья Свирского и ведома Хозяйственной Комиссии, отравляя воздух зловонным тряпьем, жила сумасшедшая гр<ажданка> Диксон, находившаяся в бреду, с припадками и плачем.

Из коридора постоянно раздаются в непристойной форме восклицанья Свирских и прислуги по поводу загрязненья уборной.

Гр. Свирский во время ремонта использовал все рабочие силы и средства для ремонта своей квартиры: разделил свою комнату пополам, сделал у себя стенной шкаф, отгородил себя отдельной дверью в коридоре с деревянной прокладкой до потолка, отказавшись, по слухам, в пользу этих улучшений от установки имевшейся в наличности ванны. В остальных комнатах стены плохо выбелены и пачкают, пол поломан и в щелях.

Свирский до сих пор не позаботился держать наружные двери нашей квартиры, как это водится всюду, круглые сутки закрытыми на улицу, для чего требовалось бы провести в комнаты электрические звонки; он провел звонок только в свою «квартиру» из коридора. В дом постоянно забредают субъекты с улицы, и происходят систематические кражи.

Всякое напоминанье о порядке и просьбу о тишине гр. Свирский и его семья почитают личным оскорбленьем и на первое же слово отвечают грубостью.

Зимой и весной у постели тяжело больного Шепеленко, в «комендатуре» происходили непрерывные шумные сборища гостей Свирских (я говорю не о «юбилее»).

Гр. Свирский, и это не может не быть известно Правленью, не пригоден не только как доверенное лицо Союза, но не годится по своей бестактности и малокультурности даже как простой ответственный съемщик квартиры.

К величайшему прискорбью моему, я явился единственным человеком в общежитии, пожелавшим во всей полноте, соответствующей назначенью дома, осуществленья тишины и порядка (гр. Потапенко счастливо изолирован и по преклонному возрасту безучастен, гр. Клычков систематически отсутствует, гр. Ширяевец и Шепеленко горько жалуются, но не решаются протестовать, гр. Благой предпочитает, чтобы тишину водворял я, поскольку не шумит его жена).

Означенные порядки в доме русских писателей, который должен и может быть не проходным двором, а рабочим домом, где каждая комната — писательский кабинет, не согласованы ни с именем Герцена, ни с обязательствами Союза перед обществом. При распределеньи драгоценной в Москве квартирной площади Правленье Союза должно было больше считаться с желаньем писателей работать для русской культуры, а также и реальной ценностью и производительностью их труда.

Только исключительно из деликатности и отчасти из брезгливости я не выдвинул до сих пор моих обвинений Правленью во всей полноте. Теперь я считаю положенье безнадежным, ухожу из Союза, который обнаружил полную беспомощность в распоряжении доверенным ему огромным жилищным богатством, и возвращаю Союзу комнату, которую при существующем положении можно будет использовать только для скромного и бессловесного «жильца».

В заключенье возвращаю Правленью «порицанье», вынесенное мне, по дошедшим до меня слухам, и ставлю ему на вид, что совершенно незаконно и бессмысленно выносить общественное порицанье, не предъявив предварительно заинтересованному лицу всех обвинений и не выслушав его объяснений, и к тому же в его отсутствие. Непозволительно было расспрашивать живущих в доме не по существу моего конфликта с Свирским, а о моем «характере» и об отношеньях с прочими соседями.

Что же касается до угроз гр. Свирского «убить» меня, «искалечить», «разделаться», стереть в порошок, о которых вряд ли упоминалось при разборе дела, — то я им не придаю никакого значенья. Одновременно с этим заявленьем посылаю в хозяйственную комиссию заявленье об освобожденьи мною комнаты ввиду ухода из Союза.

Осип Эмильевич Мандельштам

23/VIII/23

Адр<ес>: Крым, Кореиз, Гаспра, санаторий Цекубу

16. Во Всероссийский Союз писателей

Москва, 27 октября 1923 г.

В Всероссийский Союз Писателей

Узнав со стороны и случайно, что в Правлении Союза разбиралось дело обо мне (о чем мне не было сообщено и не было известно) и было вынесено постановление по этому неизвестному мне делу, прошу не отказать мне прислать выписку из соответствующего протокола.

Осип Эмильевич Мандельштам

27/Х/23

Адр<ес:> Остоженка, Савеловский пер., д. 9.

Евг. Як. Хазину для О. Э. Мандельштама