Полное собрание сочинений и писем в 3 томах. Том 3

Вера Яковлевна с жильцами. «Жильцами» М. назвал писателя Н. К. Костарева и его семью, вселенных в квартиру под поручительство Ставского (29, с. 66) и вскоре начавшего выживать хозяев, см. письмо Е. Я. Хазина: Переписка семьи, с. 97.

На днях мы слышали два концерта Сигетти. Сигетти (Сигети) Йожеф (1892–1973) — венгерский скрипач, гастролировал в СССР с 1924 по 1937 г. См. в письме Н. М. от 30 ноября 1937 г.: «На концертах вашего любимого скрипача мы были — и вспоминали вас» (16а, с. 520, в примеч. на с. 748 неверно отнесено к концертам Д. Ойстраха в Воронеже в мае 1936 г.).

219. Б. С. Кузину

Varietas et Concordia: Essays in Honour of Pekka Pesonen. Helsinki, 2007. С. 406–407 (в публ.: Левинтон Г. А. Мелочи о Мандельштаме из архива Н. И. Харджиева). Автограф (СХ, ГМ Амстердама). Датируется по письму Н. М. к Кузину от 22 декабря 1937 г., в котором обсуждается посланная Кузиным фотография, на которой он был снят в полушубке, и сообщается: «У Оськи тоже завелась шуба» (16а, с. 522). Ср. в настоящем письме: Поздравляю с полушубком. Вдохновленный Вашим примером, я, кажется, куплю такой у хозяев.

Хозяева — Павел Федорович и Татьяна Васильевна Травниковы (Сохрани мою речь. М., 2008. Вып. 4, ч. 1. С. 165–166, сообщение П. Нерлера). Адрес: Третья Никитина (3-я Никитинская) ул., д. 43. О своих квартирных хозяевах в Калинине Н. М. писала: «Татьяна Васильевна жила с мужем, рабочим-металлургом. Властвовала она в доме безраздельно, и ее муж, добрый и мягкий человек, охотно ей подчинялся. Они только всегда сохраняли декорум: Татьяна Васильевна не решала ничего, пока не спросит хозяина, — нас пригласили выпить чаю, а придет хозяин, решит, сдавать ли комнату; а хозяин на всё отвечал — “как мать”. И против новых жильцов он не возражал, а с О. М. вскоре подружился — их объединяла общая страсть к музыке. К серебряной свадьбе сыновья — они вышли “в большие летчики”, и один из них даже представлялся Сталину — подарили отцу патефон и кучку пластинок. То были всё больше песни, модные тогда среди комсомольцев и военных. Старик предпочел сыновьему “горлодранству” несколько пластинок, раздобытых О. М.: Бранденбургский концерт, какую-то церковную вещь Дворжака, старых итальянцев и Мусоргского. Пластинки добывались тогда с большим трудом, и набор их был совершенно случайный, но мужчинам они доставляли массу радости. По вечерам, когда мы бывали в Калинине, они устраивали концерты, а Татьяна Васильевна ставила самовар и поила чаем с домашним вареньем. О. М. только всё норовил заварить по-своему и рассказывал, что первое, на что тратил, получив деньги, Шевченко, был фунт чаю... За чаем О. М. обычно просматривал газету; хозяину, как кадровому рабочему, удалось выписать “Правду”» (29, с. 172).

Испанским я занимался. Испанский язык М. изучал еще в университете. В его матрикуле (ЦГИА СПб) имеется запись об участии в соответствующем семинаре 1 мая 1913 г., см. Летопись 2019, с. 60.

Читал Сида (великолепно). Romanceros в изд<ании> бр<атьев> Гримм и многотомную коллекцию кастильских классиков. Сид Кампеадор (ок. 1044–1099) — кастильский рыцарь, прославившийся своими подвигами в Реконкисте, национальный герой Испании. «Песнь о (моем) Сиде» («El cantar de Mio Cid») — эпическая анонимная поэма (ок. 1140). Romanceros (романсеро) — сборник испанских романсов, обычно различающихся по видам или циклам. «Песнь о Сиде» включается в «исторические» циклы романсеро.

Однако не узнал кастильских форм на винной этикетке (Castel de Romey — белое сухое вино), и был посрамлен Львом Никулиным. Н. М. вспоминала: «В один из первых дней после нашего приезда из Воронежа нас возил по Москве в своей новенькой, привезенной из Америки машине Валентин Катаев. Он влюбленными глазами смотрел на О. М. и говорил: “Я знаю, чего вам не хватает, — принудительного местожительства”... Вечером мы сидели в новом писательском доме с парадным из мрамора-лабрадора, поразившим воображение писателей, еще помнивших бедствия революции и гражданской войны. <...> Катаев угощал нас новым для Москвы испанским вином и новыми апельсинами — они появились в продаже впервые после революции. <...> Пришел Никулин с молодой женой, только что родившей ему близнецов, и Катаев ахал, что у таких похабников тоже бывают дети. А я вспоминала старое изречение Никулина, которое уже перестало смешить меня: “Мы не Достоевские — нам лишь бы деньги”... Никулин пил испанское вино и говорил об испанских диалектах. Он только что съездил посмотреть на испанскую революцию» (29, с. 143).