О пребывании в доме отдыха Н. М. писала: «Всё шло как по маслу. Мы вышли на станции Черусти, и нас уже ждали розвальни с овчинами, чтобы не замерзнуть. Отсутствие неувязок — такая редкость в нашей жизни, что мы очень удивились: видно, здорово строго приказали, чтобы всё было в порядке, раз не забыли выслать вовремя сани. Мы решили, что нас принимают как почетных гостей... Март стоял холодный, и мы слышали, как в лесу трещат сосны. Лежал глубокий снег, и первое время мы ходили на лыжах. Как все тенишевцы, О. М. вполне ловко ходил и на лыжах, и на коньках, и здесь в Саматихе оказалось, что прогулка на лыжах, не очень дальняя, конечно, требует меньше усилий, чем пешком. Нам сразу дали отдельную комнату в общем доме, но там стоял вечный шум, и по первой же просьбе нас перевели в избушку на курьих ножках, служившую обычно читальней. Главврач сказал, что его предупредили о приезде О. М. и предложили создать ему условия, и поэтому он решил временно закрыть для общего пользования читальню, чтобы дать нам пожить в тишине. А во время нашего пребывания в Саматихе врачу даже звонили несколько раз по телефону из Союза и спрашивали, как поживает О. М. Он докладывал нам об этих звонках с некоторым удивлением, считая, очевидно, что к нему попала важная птица. <...> Народ в санатории собрался спокойный — всё больше рабочие разных заводов. Как всегда в домах отдыха, они были поглощены своими временными любовными историями и на нас не обращали ни малейшего внимания. Приставал только “затейник”: ему всё хотелось устроить вечер стихов О. М., но и его удалось отвадить, сказав, что стихи пока запрещены и для устройства вечера требуется санкция Союза. Это он сразу понял и отступился. Было, конечно, скучновато. О. М. привез с собой Данте, Хлебникова, однотомник Пушкина под редакцией Томашевского, да еще Шевченко, которого ему в последнюю минуту подарил Боря Лапин. Несколько раз О. М. порывался съездить в город, но врач говорил, что ни на розвальнях, ни на грузовике нет места. Достать частных лошадей было невозможно — кругом почти не было деревень, да и в деревнях лошади остались только колхозные. “А мы часом не попались в ловушку?” — спросил как-то О. М. после одного из отказов врача довезти нас до станции, но тотчас об этом забыл. <...> Весь день Первого мая шла гульба. Мы сидели у себя и выходили только в столовую, но к нам доносились крики, песни и отголоски драк. К нам спаслась одна отдыхающая, текстильщица с одной из подмосковных фабрик. Чего-то она болтала, а О. М. шутил с ней, а я дрожала, что он скажет что-нибудь лишнее, а она побежит и донесет. Разговор зашел об арестах в их поселке. Она рассказала про одного арестованного, что он хороший человек и к рабочим был всегда внимателен. О. М. стал ее расспрашивать... Когда она ушла, я долго его упрекала: “Что за невоздержанность... ну кто тебя за язык тянет!” Он уверял меня, что больше не будет — обязательно исправится и ни с кем из посторонних слова не скажет... И я навсегда запомнила, как я сказала: “Жди, пока исправишься — великий сибирский путь”... В ту ночь мне приснились иконы. Сон не к добру. Я проснулась в слезах и разбудила О. М. “Чего теперь бояться, — сказал он. — Всё плохое уже позади...” И мы снова заснули...» (
Русская мысль. Париж, 1963. 5 февр., в статье Г. Стукова (Г. П. Струве) «Еще о судьбе Мандельштама». Автограф (АМ). На конверте: Москва. Старосадский пер., д. 3, кв. 10 или <д.> 10, <кв.> 3, Александру Эмильевичу Мандельштаму. Штемпели: Владивосток 30.11.1938; Москва 13.12.1938 и два штемпеля о доплате.
О дороге в пересыльный лагерь и дальнейшей судьбе поэта см.:
Заявления. Деловое
Помимо помещенных в данном разделе документов, имеются сведения о прошении в канцелярию университета от 27 ноября 1916 г.: «Имею честь просить о выдаче мне удостоверения в том, что я состою в числе студентов Петроградского Университета для представления в Петроградское воинское присутствие». Адрес: Каменноостровский, 24, кв. 35. Расписка о получении удостоверения — 1 дек. (ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Ед. хр. 59170). Лист архивного дела с этим документом к настоящему времени утрачен. Сведения приводятся по выписке из личного архива составителя тома.
Впервые в томе 3 «Полн. собр. соч. и писем» (2011). Печатается по источнику: ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 15. Ед. хр. 1790. Л. 1. На листе делопроизводственные пометы и штамп казначея: «Двадцать пять (25) руб. в пользу Ун-та принял». Других сведений о намерении М. получить естественнонаучное образование не имеется.