Отстал… О хитрость сельская! Меж темПараша с ним идет не слишком скоро…Ее душа спокойна — не совсем:А он не начинает разговораИ рядом с ней идет, смущен и нем.Боится он внезапных объяснений,Чувствительных порывов… ИногдаОн допускал возможность исключений,Но в пошлость верил твердо и всегда.И, признаюсь, он ошибался редкоИ обо всем судил довольно метко…Но мир другой ему был незнаком,И он — злодей! — не сожалел о нем.XLVII«Помилуйте, давно ль ваш Виктор былИ тронут и встревожен и так дале?»Приятель мой — я вам сказать забыл —Клялся в любви единственно на бале —И только тем, которых не любил.Когда же сам любовной лихорадкиНачальный жар в себе он признавал,Его терзали, мучили догадки —Свою любовь, как клад, он зарывал,И с чувствами своими, как художник,Любил один возиться мой безбожник…И вдруг — с уездной барышней — в саду…Едва ль ему отрадней, чем в аду.XLVIIIНо постепенно тает он… ХотяПочтенные родители некстатиОтстали, но она — она дитя;На этом тихом личике печатиЛукавства нет; и вот — как бы шутяЕе он руку взял… и понемногуПредался вновь приятной тишине…И думает с отрадой: «Слава богу,До осени в деревне будет мнеНе скучно жить — а там… но я взволнован.Я, кажется, влюблен и очарован!»Опять влюблен? Но почему ж? — Сейчас,Друзья мои, я успокою вас.XLIXВо-первых: ночь прекрасная была,Ночь летняя, спокойная, немая;Не све́тила луна, хоть и взошла;Река, во тьме таинственно сверкая,Текла вдали… Дорожка к ней вела;А листья в вышине толпой незримойЛепечут; вот — они сошли в овраг,И, словно их движением гонимый,Пред ними расступался мягкий мрак…Противиться не мог он обаянью —Он волю дал беспечному мечтаньюИ улыбался мирно и вздыхал…А свежий ветр в глаза их лобызал.LА во-вторых: Параша не молчитИ не вздыхает с приторной ужимкой;Но говорит, и просто говорит.Она так мило движется — как дымкой,Прозрачной тенью трепетно облитЕе высокий стан… он отдыхает;Уж он и рад, что с ней они вдвоем.Заговорил… а сердце в ней пылаетНеведомым, томительным огнем.Их запахом встречает куст незримый,И, словно тоже страстию томимый,Вдали, вдали — на рубеже степейГремит, поет и плачет соловей.LI