Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 2.

Мы быстро доехали до Амгинской слободы. Она разбросана на двух-трех верстах; живут всё якуты, большею 30 частью в избах, не совсем русской, но и не совсем якутской постройки. Красная тряпка на столе под образами решительно начинает преобладать и намекает на Европу и цивилизацию. В Амге она уже – не тряпка, а кусок красного сукна. Содержатель станции, из казаков, очень холодно объявил мне, что лошадей нет: товарищи мои всех забрали. «А лошадей-то надо», – сказал я. «Нет», – холодно повторил он. «А если я опоздаю в город, – еще холоднее сказал я, – да меня спросят, отчего я опоздал, а я скажу, оттого, мол, что у тебя лошадей не было…» 40 Хотя казак не знал, кто меня спросит в городе и зачем, я сам тоже не знал, но, однако ж, это подействовало. «Вы не накушаетесь ли чаю здесь?» – «Может быть, а что?»

– «Так я коней-то излажу». Я согласился и пошел к священнику. В слободе есть деревянная церковь во

662

имя Спаса Преображения. Священников трое; они объезжают огромные пространства, с требами. В самой слободе всего около шестисот душ.

Всё сделалось, как сказал казак: через час я мчался так, что дух захватывало. На одной тройке, в скате, я, на другой мои вьюки. Часа через полтора мы примчались на Крестовскую станцию. «Однако лошадей нет», – сказал мне русский якут. Надо знать, что здесь делают большое употребление или, вернее, злоупотребление из однако, 10 как я заметил. «Однако подои корову», – вдруг, ни с того ни с сего, говорит один другому русский якут: он русский родом, а по языку якут. Да Егор Петрович сам, встретив в слободе какого-то человека, вдруг заговорил с ним по-якутски. «Это якут?» – спросил я. «Нет, русский, родной мой брат». – «Он знает по-русски?» – «Как же, знает».

– «Так что ж вы не по-русски говорите?» – «Обычай такой…»

Крестовская станция похожа больше на ферму, а вся эта Амгинская слобода, с окрестностью, на какую-то 20 немецкую колонию. Славный скот, женщины ездят на быках; юрты чистенькие (если не упоминать о блохах).

«Однако лошадей надо», – сказал я. «Нету», – отвечал русский якут. «А если я опоздаю приехать в город, – начал я, – да меня спросят отчего…» – и я повторил остальное. Опять подействовало. Явились четверо якутов, настоящих якутских якутов, и живо запрягли. Под вьюки заложили три лошади и четвертую привязали сзади, а мне только пару. «Отчего это?» – спросил я. «Ту 30 на дороге припряжем», – сказали они. «Ну, я пойду немного пешком», – сказал я и пошел по прекрасному лугу мимо огромных сосен. «Нельзя, барин: лошадь-то коренная у нас с места прыгает козлом, на дороге не остановишь».

– «Пустое, остановишь!» – сказал я и пошел.

Долго еще слышал я, что Затей (как называл себя и другие называли его), тоже русский якут, упрашивал меня сесть. Я прошел с версту и вдруг слышу, за мной мчится бешеная пара; я раскаялся, что не сел; остановить было нельзя. Затей (вероятно, Закхей) направил их на луг и 40 на дерево, они стали. Я сел; лошади вдруг стали ворочать назад; телега затрещала, Затей терялся; прибежали якуты; лошади начали бить; наконец их распрягли и привязали одну к загородке, ограждающей болото; она рванулась; гнилая загородка не выдержала, и лошадь

663

помчалась в лес, унося с собой на веревке почти целое бревно от забора.

«Теперь не поймаешь ее до утра, а лошадей нет!» – с отчаянием сказал Затей. Мне стало жаль его; виноват был один я. «Ну нечего делать, я останусь здесь до рассвета, лошади отдохнут, и мы поедем», – сказал я.

Он просиял радостью, а я огорчился тем, что надо сидеть и терять время. «Нечего делать, готовь бифстекс, ставь самовар», – сказал я Тимофею. «А из чего? – 10 мрачно отвечал он, – провизия с вьюками ушли вперед».

Я еще больше опечалился и продолжал сидеть в отпряженной телеге с поникшей головой. «Чай готовить?» – спросил меня Тимофей. «Нет», – мрачно отвечал я.

Якуты с любопытством посматривали на меня. Вдруг ко мне подходит хозяйский сын, мальчик лет пятнадцати, говорящий по-русски. «Барин», – сказал он робко. «Ну!» – угрюмо отозвался я. «У нас есть утка, сегодня застрелена, не будешь ли ужинать?» – «Утка?» – «Да, и рябчик есть». Мне не верилось. «Где? покажи». 20 Он побежал в юрту и принес и рябчика и утку. «Еще сегодня они оба в лесу гуляли». – «Рябчик и утка, и ты молчал! Тимофей! смотри: рябчик и утка…» – «Знаю, знаю, – говорил Тимофей, – я уж и сковороду чищу». Через час я ужинал отлично. Якут принес мне еще две пары рябчиков и тетерева на завтра. 9 сентября.

«Однако есть лошади?» – спросил я на Ыргалахской станции… «Коней нету», – был ответ. «А если я опоздаю, да в городе спросят» и т. д. – «Коней нет», – повторил 30 русский якут.

Дорога была прекрасная, то есть грязная, следовательно для лошадей очень нехорошая, но седоку мягко. Везде луга и сено, а хлеба нет; из города привозят. Видел якутку, одну, наконец, хорошенькую и, конечно, кокетку.

Заметив, что на нее смотрят, она то спрячется за копну сена, которое собирала, то за морду вола, и так лукаво выглядывает из-за рогов…