Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 4-7

блестящими глазами, тоже боится, чтобы кто-нибудь не выиграл. Она краснеет, бледнеет и зорко следит за игроками. Копейки ее не интересуют. Счастье в игре для нее вопрос самолюбия. Другая сестра, Соня, девочка шести лет, с кудрявой головкой и с цветом лица, какой бывает только у очень здоровых детей, у дорогих кукол и на бонбоньерках, играет в лото ради процесса игры. По лицу ее разлито умиление. Кто бы ни выиграл, она одинаково хохочет и хлопает в ладоши. Алеша, пухлый, шаровидный карапузик, пыхтит, сопит и пучит глаза на карты. У него ни корыстолюбия, ни самолюбия. Не гонят из-за стола, не укладывают спать - и на том спасибо. По виду он флегма, но в душе порядочная бестия. Сел он не столько для лото, сколько ради недоразумений, которые неизбежны при игре. Ужасно ему приятно, если кто ударит или обругает кого. Ему давно уже нужно кое-куда сбегать, но он не выходит из-за стола ни на минуту, боясь, чтоб без него не похитили его стеклышек и копеек. Так как он знает одни только единицы и те числа, которые оканчиваются нулями, то за него покрывает цифры Аня. Пятый партнер, кухаркин сын Андрей, черномазый болезненный мальчик, в ситцевой рубашке и с медным крестиком на груди, стоит неподвижно и мечтательно глядит на цифры. К выигрышу и к чужим успехам он относится безучастно, потому что весь погружен в арифметику игры, в ее несложную философию: сколько на этом свете разных цифр, и как это они не перепутаются! Выкрикивают числа все по очереди, кроме Сони и Алеши. Ввиду однообразия чисел, практика выработала много терминов и смехотворных прозвищ. Так, семь у игроков называется кочергой, одиннадцать - палочками, семьдесят семь - Семен Семенычем, девяносто - дедушкой и т. д. Игра идет бойко. - Тридцать два! - кричит Гриша, вытаскивая из отцовской шапки желтые цилиндрики. - Семнадцать! Кочерга! Двадцать восемь - сено косим! Аня видит, что Андрей прозевал 28. В другое время она указала бы ему на это, теперь же, когда на блюдечке вместе с копейкой лежит ее самолюбие, она торжествует. - Двадцать три! - продолжает Гриша. - Семен Семеныч! Девять!

{04317}

- Прусак, прусак! - вскрикивает Соня, указывая на прусака, бегущего через стол. - Ай! - Не бей его, - говорит басом Алеша. - У него, может быть, есть дети... Соня провожает глазами прусака и думает о его детях: какие это, должно быть, маленькие прусачата! - Сорок три! Один! - продолжает Гриша, страдая от мысли, что у Ани уже две катерны. - Шесть! - Партия! У меня партия! - кричит Соня, кокетливо закатывая глаза и хохоча. У партнеров вытягиваются физиономии. - Проверить! - говорит Гриша, с ненавистью глядя на Соню. На правах большого и самого умного, Гриша забрал себе решающий голос. Что он хочет, то и делают. Долго и тщательно проверяют Соню, и к величайшему сожалению ее партнеров оказывается, что она не смошенничала. Начинается следующая партия. - А что я вчера видела! - говорит Аня как бы про себя. - Филипп Филиппыч заворотил как-то веки, и у него сделались глаза красные, страшные, как у нечистого духа. - Я тоже видел, - говорит Гриша. - Восемь! А у нас ученик умеет ушами двигать. Двадцать семь! Андрей поднимает глаза на Гришу, думает и говорит: - И я умею ушами шевелить... - А ну-ка, пошевели! Андрей шевелит глазами, губами и пальцами, и ему кажется, что его уши приходят в движение. Всеобщий смех. - Нехороший человек этот Филипп Филиппыч, - вздыхает Соня. - Вчера входит к нам в детскую, а я в одной сорочке... И мне стало так неприлично! - Партия! - вскрикивает вдруг Гриша, хватая с блюдечка деньги. - У меня партия! Проверяйте, если хотите! Кухаркин сын поднимает глаза и бледнеет. - Мне, значит, уж больше нельзя играть, - шепчет он. - Почему? - Потому что... потому что у меня больше денег нет.

{04318}