Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 4-7

"Ужо погоди! - подумал Зельтерский. - Взвоешь!" В половину второго замок уступил свое место красивой наружности героя... Ровно в два чтец тихим, подавленным голосом читал: - "Вы спрашиваете, чего я хочу? О, я хочу, чтобы там, вдали, под сводами южного неба ваша маленькая ручка томно трепетала в моей руке... Только там, там живее забьется мое сердце под сводами моего душевного здания... Любви, любви!.." Нет, Парфений Саввич... сил нет... Замучился! - А вы бросьте! Завтра дочитаете, а теперь поговорим... Так вот-с, я не рассказал вам еще, что было под Ахалцыхом... Измученный Зельтерский повалился на спинку дивана и, закрыв глаза, стал слушать... "Все средства испробовал, - думал он. - Ни одна пуля не пробила этого мастодонта. Теперь до четырех часов будет сидеть... Господи, сто целковых дал бы теперь, чтобы сию минуту завалиться дрыхнуть... Ба! Попрошу-ка у него денег взаймы! Прелестное средство..." - Парфений Саввич! - перебил он полковника. - Я опять вас перебью. Хочется мне попросить вас об одном маленьком одолжении... Дело в том, что в последнее время, живя здесь на даче, я ужасно истратился. Денег нет ни копейки, а между тем в конце августа мне предстоит получка. - Однако... я у вас засиделся... - пропыхтел Перегарин, ища глазами фуражки. - Уж третий час... Так вы о чем же-с? - Хотелось бы у кого-нибудь взять взаймы рублей двести, триста... Не знаете ли вы такого человечка? - Где ж мне знать? Однако... вам бай-бай пора... Будемте здоровы... Супруге вашей... Полковник взял фуражку и сделал шаг к двери. - Куда же вы?.. - заторжествовал Зельтерский. - А мне хотелось вас попросить... Зная вашу доброту, я надеялся... - Завтра, а теперь к жене марш! Чай, заждалась друга сердешного... Хе-хе-хе... Прощайте, ангел... Спать! Перегарин быстро пожал Зельтерскому руку, надел фуражку и вышел. Хозяин торжествовал.

{04097}

КОНЬ И ТРЕПЕТНАЯ ЛАНЬ

Третий час ночи. Супруги Фибровы не спят. Он ворочается с боку на бок и то и дело сплевывает, она, маленькая худощавая брюнеточка, лежит неподвижно и задумчиво смотрит на открытое окно, в которое нелюдимо и сурово глядится рассвет... - Не спится! - вздыхает она. - Тебя мутит? - Да, немножко. - Не понимаю, Вася, как тебе не надоест каждый день являться домой в таком виде! Не проходит ночи, чтоб ты не был болен. Стыдно! - Ну, извини... Я это нечаянно. Выпил в редакции бутылку пива, да в "Аркадии" немножко перепустил. Извини. - Да что извинять? Самому тебе должно быть противно и гадко. Плюет, икает... Бог знает на что похож. И ведь это каждую ночь, каждую ночь! Я не помню, когда ты являлся домой трезвым. - Я не хочу пить, да оно как-то само собой пьется. Должность такая анафемская. Целый день по городу рыскаешь. Там рюмку выпьешь, в другом месте пива, а там, глядь, приятель пьющий встретился... нельзя не выпить. А иной раз и сведения не получишь без того, чтоб с какой-нибудь свиньей бутылку водки не стрескать. Сегодня, например, на пожаре нельзя было с агентом не выпить. - Да, проклятая должность! - вздыхает брюнетка. - Бросил бы ты ее, Вася! - Бросить? Как можно! - Очень можно. Добро бы ты писатель настоящий был, писал бы хорошие стихи или повести, а то так, репортер какой-то, про кражи да пожары пишешь. Такие пустяки пишешь, что иной раз и читать совестно. Хорошо бы еще, пожалуй, если б зарабатывал много, этак рублей двести-триста в месяц, а то получаешь какие-то

{04098}