Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. Сочинения т 4-7

где я только не был! В конце концов в зверинец попал... в вонь... Хо-хо-хо! И публика, зараженная искренним смехом пьяного Сюсина, сама гогочет. - Чай, хочется на свободу! - мигает глазом на льва малый, пахнущий краской и покрытый разноцветными жирными пятнами. - Куда ему! Выпусти его, так он опять в клетку придет. Примирился. Хо-хо-хо... Помирать, лев, пора, вот что! Что уж тут, брат, тово... канителить? Взял бы да издох! Ждать ведь нечего! Что глядишь? Верно говорю! Сюсин подводит публику к следующей клетке, где мечется и бьется о решетку дикая кошка. - Дикая кошка! Прародитель наших васек и марусек! Еще и трех месяцев нет, как поймана и посажена в клетку. Шипит, мечется, сверкает глазами, не позволяет подойти близко. День и ночь царапает решетку: выхода ищет! Миллион, полжизни, детей отдала бы теперь, чтобы только домой попасть. Хо-хо-хо... Ну, что мечешься, дура? Что снуешь? Ведь не выйдешь отсюда! Издохнешь, не выйдешь! Да еще привыкнешь, примиришься! Мало того, что привыкнешь, но еще нам, мучителям твоим, руки лизать будешь! Хо-хо-хо... Тут, брат, тот же дантовский ад: оставьте всякую надежду! Цинизм Сюсина начинает мало-помалу раздражать публику. - Не понимаю, что тут смешного! - замечает чей-то бас. - Скалит зубы и сам не знает, с какой радости... - говорит красильщик. - Это обезьяна! - продолжает Сюсин, подходя к следующей клетке. - Дрянь животное! Знаю, что вот ненавидит нас, рада бы, кажется, в клочки изорвать, а улыбается, лижет руку! Холуйская натура! Хо-хо-хо... За кусочек сахару своему мучителю и в ножки поклонится и шута разыграет... Не люблю таких!.. А вот это, рекомендую, газель! - говорит Сюсин, подводя публику к клетке, где сидит маленькая, тощая газель с большими заплаканными глазами. - Эта уже готова! Не успела попасть в клетку, как уже готова развязка: в последнем градусе чахотки! Хо-хо-хо... Поглядите:

{04169}

глаза совсем человечьи - плачут! Оно и понятно. Молодая, красивая... жить хочется! Ей бы теперь на воле скакать да с красавцами нюхаться, а она тут на грязной соломе, где воняет псиной да конюшней. Странно: умирает, а в глазах все-таки надежда! Что значит молодость! а? Потеха с вами, с молодыми! Это ты напрасно надеешься, матушка! Так со своей надеждой и протянешь ножки. Хо-хо-хо... - Ты, брат, тово... не донимай ее словами... - говорит красильщик, хмурясь. - Жутко! Публика уже не смеется. Хохочет и фыркает один только Сюсин. Чем угрюмее становится публика, тем громче и резче его смех. И все почему-то начинают замечать, что он безобразен, грязен, циничен, во всех глазах появляется ненависть, злоба. - А вот это сам журавль! - не унимается Сюсин, подходя к журавлю, стоящему около одной из клеток. - Родился в России, бывал перелетом на Ниле, где с крокодилами и тиграми разговаривал. Прошлое самое блестящее... Глядите: задумался, сосредоточен! Так занят мыслями, что ничего не замечает... Мечты, мечты! Хо-хо-хо... "Вот, думает, продолблю всем головы, вылечу в окошко и - айда в синеву, в лазурь небесную! А в синеве-то теперь вереницы журавлей в теплые края летят и крл... крл... крл..." О, глядите: перья дыбом стали! Это, значит, в самый разгар мечтаний вспомнил, что у него крылья подрезаны, и... ужас охватил его, отчаяние. Хо-хо-хо... Натура непримиримая. Вечно этак перья будут дыбом торчать, до самой дохлой смерти. Непримиримый, гордый! А нам, тре-журавле, плевать на то, что ты непримиримый! Ты гордый, непримиримый, а я вот захочу и поведу тебя при публике за нос. Хо-хо-хо... Сюсин берет журавля за клюв и ведет его. - Не издеваться! - слышатся голоса. - Оставить! Чёрт знает что! Где хозяин? Как это позволяют пьяному... мучить животных! - Хо-хо-хо... Да чем же я их мучу?.. - Тем... вот этим, разными этими... шутками... Не надо! - Да ведь вы сами просили, чтоб я с психологией!.. Хо-хо-хо... Публика вспоминает, что только за "психологией"

{04170}