4. О законах против клятвы стыжусь и говорить, потому что не
только клянутся, но и нарушают клятвы непрестанно. Если клятва, и в справедливом деле, виновна и законопреступна, то
куда мы отнесем нарушение клятвы? Если то, что сверх
да и нет, от лукаваго
(Матф. V, 37), то кому приписать то, что превышает это последнее? Далее Господь говорит: аще тя кто ударит в
десную ланиту, обрати ему и другую: и хотящему с тобою судитися, и ризу твою взяти, отпусти ему и срачицу. И аще кто тя
поймет по силе поприще едино: иди с ним два. И просящему у тебе дай: и хотящаго от тебе заяти не отврати
(Матф. V, 39-42). Что можно сказать на это? Относительно всего здесь сказаннаго остается только плакать и
закрываться (от стыда): так мы уклонились в совершенно противоположную сторону, употребляя все время на суды и
неприязни, на распри и ссоры, не перенося ни малейшаго оскорбления, ни на деле ни на словах, но раздражаясь и за мелочи.
Если бы ты мог указать на таких людей, которые, истратив много на бедных, после сами по бедности подвергаются презрению
и терпят множество бедствий, то таких насчитал бы немного и даже весьма мало; но и между ними ты не указал бы нам такого
любомудраго, какой изображен здесь: эта последняя (предписываемая Христом) жизнь гораздо духовнее, чем первая; потому
что не все равно - дать ли добровольно, или перенесть, когда все отнимают у тебя. Что говорю: перенесть? Сказанное
Христом заключает в себе гораздо более и этого. Слово Его так воспрещает обиженным гневаться на обидевших, что должно не
только не скорбеть о том, что уже взято, но и отдавать добровольно то, что осталось, и показывать готовность терпеть зло
более, нежели сколько есть страсти у врагов делать нам зло. Так, когда желающий обижать найдет, что обижаемый готов
потерпеть более, нежели сколько ему хотелось, и, удовлетворив своей страсти, увидит, что оскорбленный с преизбытком
выказывает свое великодушие, то отойдет прочь, побежденный и посрамленный превосходством терпения; и, хотя бы он был
зверь, и даже свирепее его, сделается потом скромнее, ясно увидев из сравнения и свою злость и его добродетель. Такой
жизни я и ищу теперь, какая именно и предложена в Писании, но какой в других местах и на опыте (не нахожу) нигде. Не
указывай мне на такого, который обижен и терпит, ибо случается терпеть и по безсилию; но на такого, который в отношении
к равносильным и к тем, кому он мог бы мстить, показал бы терпение, хотя и не до такой степени, чтобы превзойти страсть
врага и дать ему более, нежели сколько он хотел, и этою добровольною уступкою большаго доказал бы свое великодушие и на
счет отнятаго насильно. Но, что еще выше и этого и что составляет самый верх (добродетели), - Христос повелел нам
считать друзьями, и друзьями близкими, тех, которые так поступают с нами и причиняют нам вред и в деньгах, и в телесном
здоровье, и во всем прочем. Не только, говорит Он, прибавляй хищнику и лихоимцу, но и люби его любовию самою крепкою и
искреннею. Это именно желал Он выразить, когда сказал: молитеся за творящих вам напасть (Матф, V,
44; сн. Лук. VI, 28). Это мы обыкновенно делаем только за тех, кого весьма любим. И чтобы ты опять не счел этих слов за
преувеличение и не подпал диавольскому обольщению, Он приводит этому доказательство и основательную причину:
аще бо любите любящих вас, кую мзду имате? не и мытари ли тожде творят? И аще целуете целующих вас,
что лишше творите? не и язычницы ли такожде творят (Матф. V, 46, 47)? Если же мы в этом нисколько
не отличаемся от мытарей и язычников, то как нам не плакать и не сокрушаться? И если бы зло состояло только в этом! Но
теперь мы так далеки от любви к врагам, что отвращаемся и ненавидим даже тех, которые любят (нас); потому что
враждовать, завидовать и губить их честь и добрую славу и делами и словами свойственно только тем, кто сильно ненавидит
и отвращается. Таким образом, мы в этом не только ничем не отличаемся от язычников, но еще оказываемся гораздо хуже их.
Христос повелел молиться за обижающих, а мы строим ковы; нам повелено благословлять клянущих (Матф. V, 44), а мы осыпаем
тысячью проклятий. Что может быть сильнее этого противоречия и противоборства, какое мы ведем против Законодателя,
поступая вопреки всем Его повелениям? Не говорю уже о власти тщеславия, которую Он низложил последующими словами (Матф.
VI, 1-8), а мы усилили, распространив эту власть его не только на молитвы, посты и милостыни, но и на все прочее, и
подчинив себя этой безумной страсти хуже всякаго невольника, - не говорю, потому что это ясно для всех; скажу только,
что одни из людей, предавшись крайнему нерадению, не соблюдают никаких заповедей, а другие, если и захотят отчасти
покоряться им и постараются исполнить некоторыя заповеди, то и они опять впадают в тот же недостаток, не желая сбросить
с себя уз тщеславия. Один совсем не подает милостыни, а другой хотя и уделяет нуждающимся несколько из своего имущества,
но делает это с тщеславием, и потому оказывается ничем не лучше неподающаго. Так диавол всех совершенно опутал своими
сетями! Если же кто сможет избежать этого недостатка, то по неразумию опять впадет в такой или еще гораздо больший грех;
и останется не только без пользы для себя от того, что сделал, но и с причинением себе некотораго зла. Я знаю многих,
которые помогают нуждающимся не по этим только причинам, но и по дружбе и из угождения и по многим другим подобным
побуждениям, а по страху Божию и не по заповеди. Итак, когда есть столько обстоятельств вредящих добрым делам, то кому
из подверженных этим недостаткам легко будет спастись?