2.
Таков был блаженный Павел; вращаясь среди городов, он был столь далек от всего настоящаго, сколько мы отличаемся от
мертвых тел. Так, когда он говорит:
мне мир распяся (Гал. VI, 14), то разумеет эту
нечувствительность (к земному), и даже не одну эту, но и другую такую же, так что она была в нем двоякая. Он не сказал
только: мне мир распяся, и - замолчал; но последующими словами указал и на другую
(нечувствительность), сказав: и аз миру. Велико любомудрие в том, чтобы мир почитать мертвым; но
еще большее и гораздо важнейшее в том, чтобы и самому быть как бы умершим для него. Итак изречение Павла означает
следующее: он, по словам его, далек был от настоящаго не столько, сколько живые от мертвых, но столько, сколько мертвые
от мертвых. Живой, конечно, не питает пристрастия к умершему, однако имеет другое какое-либо чувство, - или удивляется
еще красоте покойнаго или жалеет и плачет о нем; а мертвый к мертвому не питает и такого чувства и расположения. Это
желая выразить, он к словам: мне мир распяся, прибавил: и аз миру. Видишь ли,
как он был далек от вселенной, как, шествуя на земле, достиг до самой небесной высоты? Не говори мне о горных вершинах,
о лесах, о долинах и непроходимой пустыне: одних их недостаточно для освобождения души от шума (мирскаго), а нужен тот
пламень, который возжег Христос в душе Павла и поддерживал сам блаженный духовным помыслом, и поднял до такой высоты,
что этот пламень, начавшись снизу - с земли, достиг до самаго неба, и до высшаго неба, до самаго высшаго, - ибо сам он
был восхищен до третьяго неба (2 Кор. XII, 2); но его расположение и любовь ко Христу простирались выше не только трех,
но и всех небес. По телу он был мал и нисколько не превышал нас; но по расположению духа чрезмерно возвысился над всеми
людьми, существующими на земле. И тот не погрешил бы, кто представил бы состояние этого святаго под таким образом: будто
бы какой пламень, обнявши поверхность всей земли и поднявшись вверх, прошел со всех сторон небесный свод и, пробежав
сквозь лежащий выше его воздух, - воздух ли это, или что другое, - наполнил огнем средину между двумя небесами, и здесь
не остановил своего течения, но, вдруг устремившись, поднялся до третьяга неба и сделал все одним огнищем, которого
широта равняется пространству всей земли, а высота - разстоянию третьяго неба от нас. Впрочем, и таким образом я,
кажется, не изобразил и малейшей части любви его. А что эти слова не преувеличены, всякий точно может узнать, прочитав
написанное нами об этом предмете к Димитрию. Так должно любить Христа, так - отрешаться от настоящаго. Таковы были души
и у святых пророков; потому они и получили другия очи. Отрешиться от настоящаго было делом их собственнаго усердия; а
что потом у них открылись другия очи для созерцания будущаго, это уже было делом Божией благодати. Таков был Елисей: так
как он отдалился от всего житейскаго, возлюбил царство небесное и презрел все настоящее, то есть царство и власть, и
славу и всеобщее уважение; то и увидел никем невиданное никогда - целую гору, покрытую строем огненных коней и таких же
колесниц и воинов (4 Цар, VI, 17). Кто прельщается настоящим, тот никогда не удостоится созерцать будущее; а кто
пренебрегает здешним и считает его не лучше тени и сновидения, тот скоро получить великия и духовныя блага. Так и мы
богатство, принадлежащее мужам, открываем своим детям тогда, когда увидим, что они стали мужами и пренебрегают всем
детским; но пока они прельщаются последним, мы считаем их недостойными перваго. Душа, не приучившаяся пренебрегать
маловажным и житейским, не в состоянии будет созерцать небесное, равно как и созерцающая последнее не может не
посмеиваться первому. Это говорил и блаженный Павел; хотя слова его и относятся к догматам, однако, могут быть применены
и к нравам и к дарованиям именно: душевен человек не приемлет, яже Духа Божия (1 Кор. II,
14).