Полное собрание сочинений. Том 17

В своих черновых выписках («Бумаги Петра», второй и четвертый раздел) Толстой намечал для широких масс населения начала XVIII века два возможных исхода из условий невыносимого гнета, наложенного государственной властью: 1) уход в степи, объединение в казачестве, бунты — активное сопротивление, 2) бегство в леса, раскол, молитвы и тяготение к старине — пассивная реакция. В сохранившихся же отрывках «Корнея Захаркина» Толстой развернул повествованье лишь в сторону пассивно-созерцательного изживания русским человеком XVIII века невзгод жизни.

В связи с частичной переменой и вставками, сделанными Толстым, текст не всюду согласован. Так на стр. 221 упоминается Феофан; при намеченной Толстым последовательности он здесь не уместен, следовало бы поставить Корней.

Вариант № 26 в настоящем издании впервые печатается по подлиннику.

Вариант № 27 (ркп. E. XXVI). Набросок представляет собою третью редакцию отрывка «Корней Захаркин» рукописи № XXV. Вторая редакция, с которой списывал переписчик данной рукописи, отсутствует. Доказательством того, что данный вариант — позднейший по сравнению с предшествующим наброском, является конспективная запись на обороте третьей страницы рукописи XXV: «Искалъ въ туман мужиковъ, сказали въ Барсукахъ, а они въ Скародномъ, человкъ нахалъ». В варианте № 28 излагается, что накануне описываемого дня мужики ночевали в Скародном, что стояла мгла из-за пара, поднимавшегося в лощине, и что Корней из Скародного хотел проехать в Барсуки. Несомненно запись предшествующей рукописи определила данный эпизод в развернутом виде. В первой фразе отрывка Толстой ошибся, поставив «250 лет» вместо «150 лет».

Печатаем отрывок до того места, где кончается правка Толстого; остающаяся часть почти тождественна соответствующему месту рукописи XXV. Более подробно изложена лишь следующая часть разговора между Щербачом и Евстигнеем:

Они говорили про солдатъ, которые весь этотъ мсяцъ замучили ихъ постоемъ, проходя назадъ изъ Персіи, куда ходили воевать въ прошломъ году.

«Тоже и ихъ сердечныхъ жалко, — говорилъ Евстигнй, покачивая головой, на которой вмст съ головой тряслась высокая, надтая на затылокъ шапка. — Тоже, намедни, стоялъ у насъ Копралъ, сказывалъ про Баку городъ. Загнали, говоритъ, ихъ въ такое мсто, что изъ земли огонь полыхаетъ, погорло, говоритъ, ихняго брата. Половина до смерти, а у кого руки и ноги обгорли и царь, сказываютъ, самъ въ томъ мст былъ».

«Его и огонь не беретъ, сказалъ Щербачъ, куда и куда ужъ онъ ихъ негонялъ и въ Стекольномъ городу были и въ Туретчин были. Теперь, сказываютъ, всхъ з'a море погонитъ».

Вариант № 27 впервые печатается в настоящем издании.

Вариант № 28 (ркп. E. XXVII). Вступление к историческому роману. Устанавливаются две основных причины деятельности людей: «похоть» (страстей) и «совесть»; в жизни скрещиваются оба эти пути, борьбой обоих начал и движется история. Затем следует рассуждение о причинах, благодаря которым составляются ложные суждения об исторических деятелях: 1) преклонение перед властью, 2) психологическая причина, заставляющая людей, находящихся около человека, имеющего власть, писать о нем только положительное, 3) государственные деятели сами пишут свою историю и подготавливают для нее материал, 4) причина, которую можно назвать диалектической, — желание историков слить достоинство народного деятеля с достоинством общечеловеческим.

Содержание настоящего предисловия к историческому роману по выраженным в нем взглядам стоит в близкой связи с «Исповедью». Так аналогична постановка вопроса: «иначе выраженный, вопрос будет такой: «зачем мне жить, зачем чего-нибудь желать, зачем что-нибудь делать?» Еще иначе выразить вопрос можно так: «есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожился бы неизбежной, предстоящей мне смертью?» («Исповедь», ч. XIII Сочинений Толстого, 1911, стр. 24); совпадает и определение веры: «вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которого человек не уничтожает себя, а живет. Вера есть сила жизни» (там же, стр. 48).

На последней странице рукописи вкраплены два абзаца, по содержанию не имеющие отношения к данному предисловию, а представляющие конспективный набросок исторического романа XVIII в. с упоминанием голода, казни попа, старика — петровского солдата, староверов и т. п. Это — наметка того возможного повествования, к которому настоящее предисловие могло бы служить введением.