На кругах жизни
Минувшим летом на дороге возле Хопра наша машина сбила лису. Молодой, неопытный зверь, оказавшись в полосе света, посчитал спасительной темноту ниже фар… Утром мы уже вырыли яму — закопать убиенную, но любознательные ребятишки, дети местного лесника, предложили оставить лису около наблюдательной вышки и проследить, что с ней будет, — «в природе погибших ведь не закапывают».
В пойме Хопра живут кабаны, волки, орланы, сороки, вороны. Мы посчитали: кто-то заметит падаль, и можно будет понаблюдать лесной пир.
Четыре дня мы навещали по утрам вышку. Лиса лежала нетронутой, только золотистые мухи чешуйчато поблескивали на рыжем меху. А приходим еще через день — лежит на земле плоский, как тень, силуэт зверя из шерсти. Тронули палкой — под шерстью десятка два черных жуков-трупоедов и месиво белых червей — мушиных личинок. Съели все, кроме костей и шерсти. И уже сами стали объектом охоты маленьких птиц.
Зимой картина была бы иной. Лису заметил бы ворон или сорока — на снегу сверху все хорошо видно, да и голод заставляет быть зорким.
Зимой ворон следит внимательно за волками. На их пиру обязательно что-то останется птице. Иногда голод заставляет хватать кусок из-под самого носа зверей. За такое нахальство можно и поплатиться, но голод не тетка, заставляет рискнуть.
Иногда от нахлебников лишь отмахиваются. На Аляске можно наблюдать пир рыболовов-медведей. Чайки вьются над местом рыбалки нахальной стаей. Только медведь устроился пообедать — рвут свою долю прямо из лап. В Арктике, где с пищей зимой особенно туго, есть чайки, живущие почти исключительно тем, что остается от белых медведей. Со зверем по льдам (иногда до самого полюса!) путешествуют пять-шесть не улетающих на зиму птиц. Лишних сами они прогоняют, ибо только малым числом можно продержаться на остатках медвежьей трапезы и на помете хозяина. Большой сильный зверь не только терпит возле себя нахлебников, но, возможно, и нуждается в них. Чайки сверху замечают добычу и, можно предположить, наводят охотника на нее. Птицы предупредят сонного или увлеченного трапезой зверя и об опасности — более крупный медведь может напасть на слабого, в голодное время каннибализм у животных — обычное дело.
Быстро зимой распространяются вести о том, что «стол уже где-то накрыт». Первым сигналом может быть выстрел охотника.
Вороны и сороки хорошо понимают, что значит в лесу этот звук. Помню охоту на волков в Челябинской области. Подходим на лыжах к убитому зверю, а возле него, хватая капельки крови, уже суетится сорока. Вороны и сороки оповещают о том, что где-то разделан охотником лось. Сюда немедленно соберется голодная пернатая братия, заглянет лиса, прибегут кабаны, приплетется не уснувший енот. Сообразно нахальству и силе распределятся места за этим столом: кому-то первый кусок, кому-то объедки. От павшего, как от лисы летом, остаются лишь кости да шерсть.
Особая служба оповещения о еде налажена в африканской саванне. Вспоминаю: сопровождавший экспедицию нашу охотник решил пополнить запасы еды и, застрелив антилопу, заметил время — «через три-четыре минуты будет на что посмотреть». И в самом деле, у нас на глазах с разных сторон стали слетаться и рассаживаться вокруг стервятники, прибежали два красивых шакала и стали торопливо ждать, пока Джульяно разделает тушу. А когда мы собрались уехать, у остатков нашей добычи началась настоящая свалка. Громадные, неопрятные, с голыми шеями птицы совали головы между ребер убитого зверя, ссорились, дрались. Почтительно ждали своей минуты шакалы. А громадные аисты марабу были последними на пиру. Им достались лишь кости. И они, к удивлению нашему, не раздумывая, их глотали.
Птицы-стервятники в Африке постоянно несут дежурство высоко в небе на расстоянии видимости друг друга. И, если какая-нибудь заметила где поживу и стала снижаться, к этому месту устремляется вся патрульная служба, а это сигнал и для шакалов с гиенами.
Уберечь остатки еды владельцу добычи практически невозможно. Удается это сделать лишь леопарду. Настигнув добычу и утолив голод, пятнистая кошка затаскивает остатки еды на дерево. Сделать это не просто. Ношу свою леопард держит в зубах и по стволу дерева верхолазом добирается до ветвей. Устроив добычу на сучья, он тут же и засыпает. Только так можно сохранить свое кровное.
В саванне мы встретили леопарда с добычей на дереве. Он долго нас изучал взглядом, а не увидев опасности, пришел к выводу, что мы хотим завладеть остатком его добычи, и стал ее стаскивать ниже на сучья. Вместе с ношей он прыгнул в сухую траву. И над этим местом уже парили стервятники, наблюдая: не будет ли чем поживиться? У леопарда отнять добычу никто не рискнет. Но если он чуть отвлечется — добычу быстро растащат. Но и сам леопард смертен. Его кончина тоже будет замечена сразу шакалами, птицами, жуками-могильщиками. И все пойдет в дело — мясо, шкура, мелкие кости. И лишь белеющий в травах череп укажет завтра: тут окончилась чья-то жизнь.