Очень бегло и психологически неразработанно сказано в ранней редакции о том, какова была Кити в момент появления на бале: «Кити была в голубом платье с белым венчиком на голове и, если бы она не знала, что она хороша, она бы уверилась в этом по тому, как она встречена была в залах». Далее сравнительно подробно говорится о переживаниях Кити: на лице ее было красившее ее оживление, но вместе с тем сдержанное волнение, почти отчаяние, скрывавшееся при помощи светской выучки. В течение восьми дней после отказа Левину она не видела Вронского у себя в доме, и ее мучают тревожные предчувствия, которые она старается прогнать от себя. После того как она протанцовала с ним первую кадриль, в зал вошла Анна, которая, поздоровавшись с хозяевами, направилась было к Кити, но дирижер бала Корсаков (Корнилин?) подхватывает ее для вальса, во время которого он выражает свое восхищение ее искусством танцовать и, продолжая вальсировать и укорачивая шаг, подводит ее к своей жене.
Всё это в тексте наборной рукописи подверглось коренной переработке. Тщательно описан, во всех подробностях, бальный наряд Кити, на редкость удавшийся и всячески в глазах посторонних и самой Кити подчеркивающий ее очарование и привлекательность. Кити – в одном из своих счастливых дней. Еще на лестнице ее приглашают на кадриль, а затем тотчас же при входе в зал ее приглашает на вальс лучший кавалер, знаменитый дирижер балов Корсунский, расточающий ей похвалы за легкость и точность ее движений и эффектно, вальсируя, приводящий ее к Анне, которая уже оказывается в зале. Эта подробность вальса с дирижером, отнесенная в первой редакции к Анне и в сущности несущественная в плане Анны, в тексте наборной рукописи отнесена к Кити, довершившая собой то впечатление праздничности и успеха, которые сопутствуют Кити при начале бала и которые тем резче контрастируют с горем, какое испытала она после того, как убедилась в том, что мазурку танцует она не с Вронским. Пока что ее еще не мучают подозрения насчет охлаждения к ней Вронского, как они мучают ее в ранней редакции. Только на короткое время ее смутило то, что Вронский не приглашает ее на вальс. Тут эпизод прекращения музыки, приуроченный ранее к моменту начала танца Вронского с Анной, перенесен на начало танца Вронского с Кити: досадная неловкость эта почти ничего не говорит в ситуации Анна – Вронский, но она получает определенное значение и свой смысл в ситуации Кити – Вронский. Внутренний подъем, испытываемый Кити, в тексте наборной рукописи находит себе выражение еще в том влюбленном восхищении, которое испытывает она, глядя на Анну в ее бальном наряде.
Далее – в наборной рукописи гораздо сильнее подчеркнуто горе Кити в связи с тем, что мазурку танцовать будет Вронский не с ней, а с Анной. В первоначальной редакции сказано лишь, что, поняв, что она не будет танцовать с Вронским, она отдала мазурку Корсакову, в тексте же наборной рукописи тяжесть положения Кити осложняется тем, что она отказала пятерым, надеясь на приглашение Вронского, и лишь благодаря участию подруги графини Нордстон, уступившей ей своего кавалера, она внешне вышла из неловкого положения не приглашенной на танец девушки. Растерянность и волнение Кити, когда она вошла в маленькую гостиную, первоначально выраженные словами: «Воздушная юбка платья поднялась облаком вокруг ее тонкого стана. Она держала веер и обмахивала свое разгоряченное лицо», в тексте наборной рукописи нашла себе гораздо более выразительные краски: «Воздушная юбка платья поднялась облаком вокруг ее тонкого стана; одна обнаженная рука, бессильно опущенная, утонула в складках розового тюника; в другой она держала веер и быстрыми, короткими движениями обмахивала свое разгоряченное лицо. Но, несмотря на вид счастья бабочки, только-что уцепившейся за травку и готовой вот-вот, вспорхнув, развернуть радужные крылья, страшное отчаяние щемило ей сердце».
В первоначальной редакции Кити, танцующая в паре с Корсаковым мазурку vis-`a-vis с Вронским и Анной, производит очень жалкое впечатление, благодаря которому она как бы утрачивает свое недавнее очарование. Вронский был поражен ее некрасивостью; он почти не узнал ее. Психологически мало правдоподобно она, убитая, подавленная, обращается зачем-то к Вронскому с замечанием: «Прекрасный бал». (В тексте наборной рукописи эти слова произносит, обращаясь к Кити, Вронский, «чтобы сказать что-нибудь».) Унижение ее довершается тем, что Анна, сначала по ходу фигуры подозвавшая к себе одну даму и Кити, затем, спохватившись, прищурившись, виновато сказала: «Мне нужно одну, кажется, одну» и равнодушно отвернулась от вопросительного взгляда Кити. (В наборной рукописи эта бестактность Анны по отношению к Кити устранена.)