Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

Изъ такихъ лицъ въ особенности занимала ее одна Русская дѣвушка, пріѣхавшая на воды съ[914] русскимъ семействомъ, кристаллизовавшимся въ среднее общество. Семейство это состояло изъ мужа, молодого человѣка въ послѣдней степени чахотки, Профессора однаго изъ русскихъ университетовъ,[915] какъ узнала Кити по курлисте, и жены его съ тремя дѣтьми. Русская дѣвушка эта, по наблюденіямъ Кити, не была родня ни Профессора, ни его жены и вмѣстѣ съ тѣмъ не была наемная помощница.

Не говоря уже о томъ, что Кити интересовало, какъ романъ, отношенія этой дѣвушки къ[916] семейству Профессора, ее особенно, какъ это часто бываетъ, привлекало къ ней необъяснимое чувство, и она чувствовала по встрѣчающимся взглядамъ взаимную симпатію.

* № 51 (рук. № 31).

Общество Профессора Княгиня тоже не очень одобряла, но въ сущности въ немъ не было ничего дурнаго, и Княгиня разрѣшила это знакомство. Для Кити же оно было необходимо потому, что большую часть времени Варенька проводила съ Московскими (это была фамилія Профессора).

Сближеніе настоящее, душевное совершилось очень скоро между Кити и Варенькой въ особенности потому, что, чего никакъ не ожидала Кити, Варенька, несмотря на свою неумную наружность, была необыкновенно чутка и проницательна во всемъ томъ, что касалось Кити, какъ и всѣхъ тѣхъ, кого она любила. У нее была проницательность сердца болѣе глубокая, чѣмъ проницательность ума. Съ первыхъ словъ Кити о томъ, что грустно, Варенька, какъ казалось Кити, вполнѣ поняла причину ея грусти. И сама почти безъ вызова на то со стороны Кити просто и мило разсказала ей свой грустный романъ, котораго главный смыслъ былъ тотъ же, какъ и романа Кити.

* № 52 (рук. № 33).

Былъ ненастный день, дождь шелъ все утро, и больные съ зонтиками толпились въ галлереѣ. Николай Левинъ казался особенно сердитъ въ этотъ день. Онъ сидѣлъ и нѣсколько разъ принимался кашлять и что то сердито кричать на бывшую съ нимъ женщину.

Кити ходила съ матерью по галлереѣ,[917] встрѣчаясь и разговаривая съ знакомыми. Моя прелесть въ своемъ темномъ, простомъ туалетѣ, въ черной, съ отогнутыми внизъ полями шляпѣ ходила съ профессоромъ во всю длину галлереи, и всякій разъ, какъ онѣ встрѣчались, они перекидывались дружелюбнымъ, даже нѣжнымъ взглядомъ.

– Мама! можно мнѣ заговорить съ ней? – сказала Кити.[918]

– Да если тебѣ такъ хочется, я узнаю и сама подойду къ ней. Что ты въ ней нашла особеннаго? Кампаньонка, должно быть. Если хочешь, я познакомлюсь съ М-me Миртовъ. Я знала ея мать.

– Чудо какая милая! – сказала Кити, глядя на нее, какъ она подавала стаканъ профессору. – Посмотрите, какъ все просто, мило.

– Уморительны мнѣ твои engouements, – сказала княгиня. – Нѣтъ, пойдемъ лучше назадъ.

Ей не хотѣлось подходить къ тому мѣсту, гдѣ сидѣлъ Левинъ. Онѣ уже поворачивались, чтобы идти назадъ, когда вдругъ увидѣли, что тамъ что то случилось около кресла Левина.[919] Тамъ что то толпился народъ и громко говорили. Княгиня поспѣшно отошла прочь. Черезъ нѣсколько минутъ знакомый имъ Русскій подошелъ къ нимъ.

– Что это тамъ было? – спросила Княгиня.

– Позоръ и срамъ, – отвѣчалъ Русскій. – Однаго боишься – это встрѣтиться съ Русскимъ за границей. Этотъ больной, этотъ высокій Левинъ за что то разсердился на женщину, которая съ нимъ, бросилъ въ нее стаканъ. Тутъ вступился посторонній Англичанинъ за женщину,[920] и шумъ сдѣлался.

– Ахъ, какъ непріятно, – сказала Княгиня.

– Но вы не знаете, Княгиня, кто эта барышня въ шляпѣ грибомъ?

– Ее зовутъ M-lle Варинька.

– А вы не знаете, кто она? – спросила Кити.

Слѣдующая по порядку глава.

На другой день Кити видѣла, что Варинька, уже и съ Левинымъ и его женщиной находилась почти въ тѣхъже отношеніяхъ, какъ и съ профессоромъ, и что Николай Левинъ дѣтски наивно и немного испуганно улыбался, когда она подходила къ нему.

– Вотъ, мама, – сказала Кити матери, – вы удивляетесь, что я восхищаюсь.[921] Ничего такъ не желала бы, какъ познакомиться съ ней.

Съ слѣдующаго дня, наблюдая на водахъ своего неизвѣстнаго друга, Кити замѣтила, что M-lle Варинька съ Левинымъ и его женщиной уже находилась въ тѣхъ же отношеніяхъ, какъ и съ Профессоромъ и его женой.

Она подходила къ нимъ, разговаривала, услуживала, служила переводчицей для женщины, не знавшей ни на какомъ языкѣ, кромѣ какъ по русски. И Николай Левинъ стыдливо и вмѣстѣ радостно улыбался, когда она подходила къ нему.

* № 53 (рук. № 34).