Полное собрание сочинений. Том 26

Вечеромъ я захалъ. Я вошелъ съ ¹⁰⁰тмъ обыкновеннымъ чувствомъ превосходства, свойственнымъ живымъ передъ мертвыми. Внизу, гд послдній разъ мы расходились посл винта, въ которомъ я назначилъ шлемъ безъ двухъ, у вшалки стояла крышка гроба съ вычищеннымъ новенькимъ галуномъ. Дв дамы въ черномъ сходили съ лстницы. Одна — его сестра. Товарищъ ¹⁰¹нашъ Шебекъ съ англійскими бакенбардами, во фрак, на верхней ступени узналъ меня и кивнулъ черезъ дамъ, подмигивая, какъ бы говоря: какъ глупо. То ли дло мы съ вами. ¹⁰²Я вошелъ, пропустивъ дамъ, пожалъ руку ¹⁰³Шебеку, и онъ вернулся, я зналъ, затмъ, чтобы сговориться, гд повинтить нынче. Я ¹⁰⁴вошелъ въ комнату мертвеца, какъ обыкновенно, съ недоумніемъ о томъ, что собственно надо длать. Одно я знаю, что креститься въ этихъ случаяхъ никогда не мшаетъ. ¹⁰⁵Я крестился и кланялся и вмст оглядывалъ комнату. Молодые два человка, кажется, племянники, выходили, ¹⁰⁶потомъ старушка молилась, дьячекъ городской бодрый, ршительный, читалъ съ выраженьемъ, исключающимъ всякое противорчіе, буфетный мужикъ Герасимъ ¹⁰⁷что то посыпалъ по полу. ¹⁰⁸Въ послднее посщеніе мое Ивана Ильича я засталъ этого мужика въ кабинет, онъ исполнялъ должность сидлки, ¹⁰⁹и стоялъ гробъ. Я все крестился и слегка кланялся ¹¹⁰по серединному направленію между гробомъ, дьячкомъ и образами. Потомъ, когда это движеніе крещенія рукою показалось мн уже слишкомъ продолжительно, я пріостановился и сталъ разглядывать мертвеца. Онъ лежалъ, какъ всегда, особенно утонувши въ гробу — и въ глаза бросались восковой лобъ, вострый носъ немного на бокъ и руки, желтыя его руки, слабыя, ¹¹¹съ отогнутыми кверху послдними суставами пальцевъ. Онъ очень перемнился, но, какъ вс мертвецы, былъ очень хорошъ и серьезенъ. Серьезность эта мн показалась неумстной. ¹¹²Я посмотрлъ и только что почувствовалъ, что зрлище это притягиваетъ меня, я быстро повернулся и пошелъ прочь къ ¹¹³Шебеку, ждавшему меня у притолки. Я зналъ, что онъ молодедъ, и если мн какъ то неловко было бы ссть нынче за винтъ, онъ не посмотритъ на это и весело щелкнетъ распечатанной ¹¹⁴колодой въ то время, какъ лакей будетъ раставлять 4 необозженныя свчи. Но видно, не судьба была винтить нынче вечеромъ. Прасковья едоровна, толстая, желтая, вся въ черномъ, съ совершеннымъ видомъ вдовы (мн поразило, глядя на нее, какъ однообразенъ видъ вдовъ, — сколько я видалъ точно такихъ), подошла ко мн, вздохнула взяла меня за руку.

— Я знаю, что вы были истиннымъ другомъ....

Какъ тамъ надо было креститься, здсь надо было пожать руку, вздохнуть и сказать: «поврьте».... Я такъ и сдлалъ и почувствовалъ, что я тронутъ и она тронута.

— Пойдемте, дайте мн руку, — сказала она. — Мн нужно поговорить съ вами.

Я подалъ руку, и мы направились во внутреннія комнаты мимо ¹¹⁵Шебека, который печально подмигнулъ мн. ¹¹⁶«Вотъ те и винтъ! Ужъ не взыщите, другаго партнера возьмемъ. Нечто впятеромъ, когда отдлаетесь». Я вздохнулъ еще глубже и печальне, и Прасковья едоровна благодарно пожала мн руку.

Мы сли въ обитую розовымъ кретономъ ея комнату. (Я помню какъ онъ устроивалъ эту комнату и совтовался со мной о кретон). — Она начала плакать. И можетъ быть долго не перестала бы еслибы не пришелъ Соколовъ, ихъ буфетчикъ, съ докладомъ ¹¹⁷о томъ, что мсто ¹¹⁸то, которое назначила Прасковья едоровна, будетъ стоить 200 р. — Она перестала плакать съ видомъ жертвы взглянула на меня, сказала по французски, что это ей очень тяжело, но занялась съ Соколовымъ и даже я слышалъ, что очень внимательно распорядилась о пвчихъ. — Я все сама длаю сказала она мн. Я нахожу притворствомъ увренія, что не могу. Всегда можно. И меня сколько можетъ развлекать — длать для него же. — Она опять достала платокъ. И вдругъ какъ бы встрехнулась. — Однако у меня дло есть къ вамъ: Въ послдніе дни, онъ ужасно страдалъ. ¹¹⁹

— Страдалъ?

— Ахъ, ужасно. Послднія не минуты, а часы. Онъ не переставая кричалъ 18 часовъ. ¹²⁰За тремя дверьми слышно было.

— Ахъ, что я вынесла.

— Неужели?

— 18 часовъ корчился и кричалъ не переставая. — Я вздохнулъ, и тяжело. Мн пришло въ голову: что какъ и я также буду 18 часовъ, но тотчасъ же я понялъ, что это глупо. Иванъ Ильичъ умеръ и кричалъ 18 часовъ, это такъ, но я это другое дло. Таково было мое разсужденье, если вспомнить хорошенько; и я успокоился и съ интересомъ сталъ распрашивать подробности о кончин Ивана Ильича, какъ будто смерть ¹²¹было такое приключеніе, которое совсмъ не свойственно мн.

Я особенно подробно описываю мое отношеніе къ смерти тогда ¹²²потому, что именно тутъ въ этомъ кабинет съ розовымъ кретономъ, я получилъ то, что измнило совсмъ мой взглядъ на смерть и на жизнь.