Полное собрание сочинений. Том 26

Перемна по служб тоже была веселой. Были новые судебные учрежденія. Нужны новые люди. Уже и такъ Иванъ Ильичъ несъ знамя порядочности и прогресса; а тутъ еще на знам написалось: европеизмъ, прогрессъ либеральность, гласный судъ — правый и короткій. Сомннья въ томъ, что быть судебнымъ слдователемъ дло нетолько хорошее, но прелестное, не могло быть. Права огромны, несмняемость, въ 5 класс. И Иванъ Ильичъ сталъ судебнымъ слдователемъ такимъ же совершеннымъ ¹³⁶и ¹³⁷comme il faut-нымъ. Дло кипло. Иванъ Ильичъ хорошо писалъ и любилъ элегантно писать. И былъ увренъ въ себ. И дло шло. Но тутъ, въ другой провинціи, прежде чмъ завязалась новая связь, наскочила не старая, но уже и не молодая двица. Иванъ Ильичъ прельщалъ ее, какъ всхъ. Двица прельстилась, но понемногу стала затягивать Ивана Ильича и затянула. И Иванъ Ильичъ женился. Женитьба Ивана Ильича была первый актъ жизни, съуживающій первый размахъ. Прасковья едоровна была стараго дворянскаго рода, не дурна, полна, чувственна, было маленькое состояньице. Все бы это ничего. Но Иванъ Ильичъ могъ расчитывать на самую высокую партію, а это была партія ниже средней. Впрочемъ, что же, женитьба не мшаетъ карьер. И если я уже попался, то могу сказать себ, что я не продаю сердце. Такъ и сказалъ себ Иванъ Ильичъ. И мечталъ о супружескомъ счастьи такъ, что кром прежнихъ удовольствій холостой жизни будетъ еще домашняя поэзія. Но тутъ оказалось, что жена ревнива, зла, язычна, скупа, безтолкова, и что удовольствія холостой жизни, даже самые невинные, какъ танцы, клубъ надо оставить, a вмсто поэзіи очага имть ворчливость, ¹³⁸привередливость, укоризны. — Это была первая тяжелая пора жизни Ивана Ильича, но онъ съумлъ найтись. Вся энергія Ивана Ильича перешла на службу. Онъ сталъ ¹³⁹честолюбивъ: И служба — бумага хорошо написанная стала понемногу цлью и радостью его жизни. Пошли дти, состояньице жены ушло на обзаведеніе, жена стала укорять и требовать. И потому служба и честолюбіе усилились еще тмъ, что одна служба могла давать деньги. И Иванъ Ильичъ работалъ много, охотно, и его цнили какъ хорошаго служаку, и повысили. Но тутъ случилось другое непріятное событіе. Будучи уже товарищемъ прокурора и лучшимъ, правя всегда должность, Иванъ Ильичъ ждалъ, что его не обойдутъ при первомъ назначеніи въ Прокуроры. Оказалось, что Гопе, Товарищъ Прокурора, забжалъ какъ-то въ Петербургъ, и его, младшаго, назначили, а Иванъ Ильичъ остался. Иванъ Ильичъ сталъ раздражителенъ, ввязался въ дло съ Губернаторомъ. Онъ былъ правъ; но начальству суда было ¹⁴⁰неудобно имть непріятность съ губернаторомъ. Къ нему стали холодны. Все это взбсило Ивана Ильича, онъ бросілъ все и пошелъ на мсто ниже своего въ другое вдомство. — Надо было перезжать. Жена замучила его упреками. Жизнь и служба были непріятные. Жалованья было больше, но жизнь дороже, климатъ дурной — говорили доктора. Умеръ сынъ. Жена говорила, что отъ климата, что онъ виноватъ во всемъ. Жена со скуки кокетничала съ губернаторомъ. Повышенія и перехода назадъ не предвидлось, самъ онъ заболлъ ревматизмами. Положеніе было дурное со всхъ сторонъ. Но Иванъ Ильичъ не отчаявался, похалъ въ Петербургъ. Тамъ черезъ друзей отца и одну даму устроилъ себ вновь переходъ въ министерство юстиціи на мсто выше того, которое занималъ его товарищъ. Ему общали, но перевода все не было до ¹⁴¹1880 года. — Этотъ то годъ былъ самый тяжелый въ жизни Ивана Ильича. — Но тутъ помогла вдругъ и его энергія и счастье, и стало все понемногу устроиваться. Вотъ съ этого то времени и начинается эта ужасная исторія послдняго года жизни Ивана Ильича, которую я хочу разсказать.

Въ конц ¹⁴²Августа Иванъ Ильичъ вернулся изъ Петербурга въ деревню къ зятю, у котораго жила жена съ дочерью.

Отношенія Прасковьи едоровны съ семействомъ ¹⁴³...... были самые натянутые. Подразумвалось и всмъ такъ разсказывалось, что мы такъ давно не видались и такъ счастливы провесть лто вмст, что нетолько разговора, но и мысли не можетъ быть о томъ, что семейство Ивана Ильича занимаетъ комнаты, сть, пьетъ, длаетъ нечистоты, которые должна исправлять все таже прислуга, подразумвалось, что вс этимъ очень счастливы, въ дйствительности же своякъ Ивана Ильича, хозяинъ, каждый день ложась спать, говорилъ жен: ¹⁴⁴

— Несносно. Вдь надо честь знать, эта безсовстность — поселиться и жить. — Эта каторга. И эти претензіи!

— Да ну, чтоже, теперь уже недолго.

— Недолго! Я конца не вижу этому. Очевидно, онъ испортилъ своей самоувренностью, и ему ничего не дадутъ. Да и что онъ за драгоцнность, что ему сейчасъ мсто предсдателя? Ничего ему не дадутъ. А мы неси все это.