Полное собрание сочинений. Том 26

Когда онъ, встртивъ своихъ на станціи желзной дороги, привезъ ихъ въ свою освщенную готовую квартиру, и лакей въ бломъ галстук отперъ дверь въ убранную цвтами переднюю, а потомъ они вошли въ гостиную, кабинеты и ахали отъ удовольствія, онъ былъ ¹⁵⁸очень счастливъ, водилъ ихъ везд, впивалъ въ себя ихъ похвалы и сіялъ отъ удовольствія.

Въ этотъ же вечеръ за чаемъ Прасковья едоровна, получившая письмо объ его паденіи, спросила его, ¹⁵⁹не ушибся ли онъ? Онъ сказалъ, что нисколько.

— Я не даромъ гимнастъ, другой бы убился, а я чуть чуть ударился вотъ тутъ, когда тронешь, еще больно, но уже проходитъ, просто синякъ.

— Нтъ, какъ Таничкинъ кабинетъ хорошъ, съ какимъ вкусомъ.

— Да папа ужъ сдлаетъ. Прелесть.

И они начали жить въ новомъ помщеніи съ новыми достаточными (какъ всегда почти) средствами, и было очень хорошо. ¹⁶⁰— Особенно было хорошо первое время, когда еще не все было устроено и надо было еще ¹⁶¹устроивать то купить, то заказать, то переставить, то наладить. Когда уже нечего было устраивать стало немножко скучно, но тутъ уже сдлались знакомства и привычки, и жизнь наполнилась.

Расположеніе духа Ивана Ильича было хорошо; хотя и страдало немного именно отъ помщенія. Всякое пятно на скатерть, на штофъ, оборванный снурокъ гардины раздражало его. Онъ столько труда положилъ на устройство, что ему больно было всякое разрушеніе. Но вообще жизнь Ивана Ильича казалась ему совершенно полною, пріятною и хорошею. Онъ вставалъ въ 9, пилъ кофе, читалъ «Голосъ». Потомъ надвалъ вицмундиръ, халъ въ Судъ. Тамъ уже обмялся тотъ хомутъ, въ которомъ онъ работалъ, онъ сразу попадалъ въ него, Просители, справки въ канцеляріи, сама канцелярія, засданія публичныя и распорядительныя. Во всемъ этомъ надо было дйствовать и жить одной стороной своего существа — вншней служебной. ¹⁶²Надо было не допускать съ людьми никакихъ отношеній помимо служебныхъ. И поводъ къ отношеніямъ долженъ былъ быть только служебный, и самыя отношенія только служебныя. Напримръ, приходитъ человкъ и желаетъ узнать что нибудь. Иванъ Ильичъ какъ человкъ не долженъ и не можетъ имть никакихъ отношеній ни къ какому человку; но если есть отношеніе этого человка къ члену такое, которое можетъ быть выражено на бумаг съ заголовкомъ, въ предлахъ этихъ отношеній Иванъ Ильичъ длаетъ все, все ршительно, что можно, и при этомъ соблюдаетъ подобіе человческихъ дружелюбныхъ отношеній. Какъ только кончается отношеніе служебное, такъ кончается всякое другое. Этимъ умніемъ отдлять отъ себя эту паутину служебную, не смшивая ее съ своей настоящей жизнью, Иванъ Ильичъ владлъ въ высшей степени. И долгой практикой и талантомъ выработалъ его до такой степени, что онъ даже, какъ виртуозъ, иногда позволялъ себ какъ бы шутя смшивать человческое и служебное отношеніе. Онъ позволялъ это себ, какъ виртуозъ, потому что чувствовалъ въ себ умнье во всякое мгновеніе опять подраздлить то, что не должно быть смшиваемо. Дло это шло у Ивана Ильича легко и даже пріятно, потому что виртуозно. Въ промежуткахъ отъ куренія пилъ чай, бесдовалъ немножко о политик, немножко объ общихъ и больше всего о назначеніяхъ. И усталый, но съ чувствомъ виртуоза, отчетливо отдлавшаго свою важную партію, одну изъ первыхъ скрипокъ въ оркестр, возвращался домой. — Вотъ тутъ дома передъ обдомъ чаще всего Иванъ Ильичъ замчалъ пятно на штоф, оцарапанную ручку кресла, отломанную бронзу и начиналъ чинить и сердиться. Но Прасковья едоровна знала это и торопила людей подавать обдать.

Посл обда, если не было гостей, Иванъ Ильичъ читалъ «Голосъ» уже внимательно, иногда, очень рдко, книгу, про которую много говорятъ. И вечеромъ садился за дла, т. е. читалъ бумаги, справлялся съ законами, сличая показанія и подводилъ подъ законы. Ему это было не скучно, не весело. Скучно было, когда можно было играть въ винтъ, но если не было винта, то это было всетаки лучше, чмъ сидть одному или съ женой.