Я получилъ именно отъ Прасковьи
едоровны записки ея мужа, веденныя имъ во время послднихъ 2-хъ мсяцовъ его смертной болзни. Посл разныхъ разговоровъ о подробностяхъ дйствительно ужасныхъ физическихъ страданій, перенесенныхъ Иваномъ Ильичемъ (подробности эти я узнавалъ только по тому какъ мученія Ивана Ильича дйствовали на нервы Прасковьи едоровны) посл разныхъ разговоровъ Прасковья едоровна передала сущность ея дла ко мн. Оказывается, что за 5 дней до смерти, когда у Ивана Ильича еще были промежутки безъ страшныхъ болей по часу, по получаса, въ одинъ изъ этихъ промежутковъ Прасковья едоровна застала его за писаньемъ. И открылось, что онъ два мсяца пишетъ свой дневникъ. Одинъ только Герасимъ, буфетный мужикъ, зналъ про это. На вопросъ: что? зачмъ? На упреки, что онъ вредитъ себ, Иванъ Ильичъ отвчалъ, что это одно его утшенье – самимъ съ собой говорить правду.36 Сначала онъ сказалъ ей: «сожги ихъ посл меня»; но потомъ задумался и сказалъ! «А впрочемъ, отдай Творогову (т. е. мн). Онъ все таки боле человкъ чмъ другіе, онъ пойметъ».И вотъ Прасковья
едоровна передала мн записную графленую книжечку счетную въ осьмушку, въ которой онъ писалъ.– Что жъ это? – спросилъ я. – Вы читали?
– Да, я пробжала. Ужасно грустно. Ни по чемъ не видно такъ, как по этому, какъ страданія его имли вліяніе на душу. Вотъ это ужасно, и нельзя не признать правду за матерьялистами. Онъ уже былъ не онъ. Такъ это слабо, болзненно. Нтъ, связи, ясности, силы выраженья. А вы37
знаете его стиль. Его отчеты это были шедевры. Мн самъ П. М. Онъ былъ у меня (это былъ главный нашъ начальникъ) и очень былъ добръ. Истинно какъ родной. Онъ мн сказалъ, что это было первое, лучшее перо въ министерств. A здсь, – сказала она, перелистывая пухлыми, въ перстняхъ пальцами книжечку, – такъ слабо, противурчиво. Нтъ логики, той самой, въ которой онъ былъ такъ силенъ. Мн все таки это дорого, вы возвратите мн, какъ дорого все, что онъ. Ахъ! Мих. Сем. какъ тяжело, какъ ужасно тяжело – и она опять заплакала. Я вздыхалъ38 и ждалъ когда она высморкается. Когда она высморкалась, я сказалъ: поврьте… и опять она разговорилась и высказала мн то, что было, очевидно, ея главнымъ интересомъ39 – имущественное свое положеніе. Она сдлала видъ, что спрашиваетъ у меня совта о пенсіон, но я видлъ, что она уже знаетъ до малйшихъ подробностей то, чего я не зналъ, все то, что можно вытянуть отъ казны для себя и для дтей. – Когда она все разсказала, я пожалъ руку, поцловалъ40 даже и съ книжечкой пошелъ въ переднюю. Въ столовой съ часами, которыя онъ такъ радъ былъ, что купилъ въ брикабрак, я встртилъ въ черномъ его красивую, грудастую, съ тонкой таліей дочь. Она имла мрачный и гнвный, ршительный видъ. Она поклонилась мн, какъ будто я былъ виноватъ. Въ передней никого не было. Герасимъ, буфетный мужикъ, выскочилъ изъ комнаты покойника, перешвырялъ своими сильными руками вс шубы, чтобы найти мою, и подалъ мн.– Что, братъ, Герасимъ, жалко.41
– Божья воля. Вс тамъ же будемъ, – сказалъ Герасимъ, улыбаясь и живо отворилъ мн дверь, кликнулъ кучера, поглядлъ и захлопнулъ дверь.
Я взялъ записки и вечеромъ посл клуба, оставшись одинъ, взялъ эту книжечку на ночной столикъ и сталъ читать.42
—Вотъ эти записки.
<16 Декабря 1881.43
6-ю ночь я не сплю и не отъ тлесныхъ страданій. Они все таки давали мн спать, но отъ страданій душевныхъ ужасныхъ, невыносимыхъ. Ложь, обманъ, ложь, ложь, ложь, ложь, все ложь. Все вокругъ меня ложь, жена моя ложь, дти мои ложь, я самъ ложь, и вокругъ меня все ложь.44
Но если я страдаю отъ нея,45 я вижу, значить, и эту мерзкую ложь есть во мн и правда. Если бы я весь былъ ложь, я бы не чувствовалъ ее. Есть46 во мн, видно, маленькая, крошечная частица правды, и она-то – я самый, и она то теперь, передъ смертью, заявляетъ свои права; и она то страдаетъ, ее то душатъ со всхъ сторонъ, забиваютъ, и это мн больно, больно такъ, что хоть бы скоре смерть. Пусть потухнетъ или разгорится эта искра. Теперь же одна жизнь моя – это самому съ собой среди этой лжи думать47 правду. Но чтобы ясне думать ее, чтобы найти эту правду, когда ложь затопитъ меня, я хочу написать ее. Буду писать пока силы есть, буду перечитывать, а кто нибудь посл прочтетъ и можетъ быть очнется.Начну сначала, какъ это все сдлалось со мной.>
Записки эти ужасны. Я прочелъ ихъ, не спалъ всю ночь и похалъ на утро къ Прасковь
едоровн и сталъ разспрашивать про ея мужа. Она мн много разсказала и отдала его переписку, его прежній дневникъ. Когда уже похоронили Ивана Ильича, я еще нсколько разъ былъ у Прасковьи едоровны, разспрашивалъ ее, разспрашивалъ его дочь, Герасима, который поступилъ ко мн. И изъ всего этаго я составилъ себ описаніе послдняго года жизни Ивана Ильича.Исторія эта и самая простая и обыкновенная и самая ужасная. Вотъ она: