Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Предсдатель долго молчалъ, поглядывая то на столъ, то на Нехлюдова.

– Вы, кажется, тотъ Нехлюдовъ, который былъ въ Красномъ крест, – сказалъ Предсдатель.

– Извините, я не думаю, чтобы это имло связь съ моей просьбой.

– Конечно, нтъ, но ваше желаніе такъ необыкновенно и такъ выходитъ…

– Что же, могу я получить разршенье?

– Изволите видть, это отъ меня не зависитъ. Если она присуждена, то теперь находится въ вдніи гражданской власти, въ Бутырскомъ замк. Туда вамъ и совтую обратиться.

– Къ кому же я долженъ обратиться?

– Къ Губернатору или къ тюремному начальству, – холодно сказалъ Предсдатель, длая движеніе, показывающее, что аудіенція кончилась.¹³⁷

– Я еще долженъ заявить, – сказалъ Неклюдовъ, – что я не могу продолжать участвовать въ сессіи.

– Такъ-съ. Почему же вы не можете? Нужно, какъ вы знаете, представить уважительныя причины. И потому вы на суд можете представить ихъ.

– Причины т, что я считаю всякій судъ нетолько безполезнымъ, но и безнравственнымъ.

– Такъ-съ, – слегка улыбаясь, сказалъ Предсдатель, какъ бы показывая этой улыбкой то, что такія заявленія знакомы ему и принадлежатъ къ извстному ему забавному разряду. – Такъ-съ, но вы, очевидно, понимаете, что я, какъ предсдатель суда, не могу согласиться съ вами.¹³⁸ И потому совтую вамъ заявить объ этомъ на суд, и судъ, разсмотрвъ ваше заявленіе, признаетъ его уважительнымъ или неуважительнымъ и въ такомъ случа наложитъ на васъ взысканіе.

– Я заявилъ и больше никуда не пойду, – сердито проговорилъ Нехлюдовъ.

– Мое почтеніе, – сказалъ предсдатель, еще ниже наклоняя голову, очевидно, желая поскоре избавиться отъ этого страннаго постителя.

– Кто это у васъ былъ? – спросилъ членъ суда, вслдъ за выходомъ Неклюдова входя въ кабинетъ предсдателя.

– Нехлюдовъ, знаете, который еще¹³⁹ въ Красноперскомъ узд въ земств работалъ. И представьте, онъ присяжный, и въ числ подсудимыхъ оказалась женщина или двушка, приговоренная въ ссылку, которая, какъ онъ говоритъ, была соблазнена имъ. И онъ теперь хочетъ жениться на ней.

– Да не можетъ быть.

– Такъ онъ мн сказалъ. И въ какомъ то странномъ возбужденіи.

– Что то есть, какая то ненормальность въ ныншнихъ молодыхъ людяхъ.

– Да онъ уже не очень молодой.

– Ну ужъ какъ надолъ, батюшка, вашъ прославленный Ивашенковъ. Онъ изморомъ беретъ. Говоритъ и говоритъ безъ конца.

– Ихъ надо просто останавливать, а то вдь настоящіе обструкціонисты.¹⁴⁰

–

Страница рукописи первой редакции „Воскресения,“ написанная рукой М. Л. Толстой и исправленная Л. Н. Толстым.

Размер подлинника

«Ну и чтожъ, и женюсь, – говорилъ себ Нехлюдовъ, выходя изъ суда. – Да, и женюсь. И это лучшее, что могу сдлать. Только бы поскоре увидать ее. Къ губернатору, такъ къ губернатору». И онъ взялъ извощика и тотчасъ же похалъ на Тверскую.

Губернатора не было дома, да и кром того, вышедши къ нему, дежурный сказалъ, что по вечерамъ Губернаторъ не принимаютъ и что не угодно ли пожаловать завтра въ 12-мъ часу.

Губернаторъ сказалъ Нехлюдову, что острогомъ и свиданіями съ заключенными завдуетъ Вицегубернаторъ, но что кром того есть дни, въ которые принимаютъ всхъ.

Нехлюдовъ похалъ къ Вицегубернатору.

Вицегубернаторъ сказалъ, что онъ можетъ видать кого ему нужно въ назначенные дни: воскресенье и четвергъ, стало быть, черезъ два дня, т. е. посл завтра, так как была пятница.

Да, вся жизнь его, онъ чувствовалъ, должна была перевернуться вверхъ дномъ, потому что такъ вверхъ дномъ перевернулось его пониманіе цли жизни. То, что ему когда то давно представилось единственно возможной, радостной цлью жизни, тогда давало жизни такой ясный, радостный смыслъ и освщало всю жизнь такимъ яркимъ свтомъ и то, что потомъ такъ незамтно, подъ вліяніемъ общаго неодобренія потускнло, стерлось, превратилось въ какія то пустыя мечты, все это теперь, вслдствіи встрчи съ Катюшей, вдругъ опять выступило изъ мрака и охватило его душу съ такой несомннной силой, что онъ почувствовалъ, что только это одно пониманіе жизни было истинно.

То, что сознаніе этой цли жизни посл столькихъ лтъ забвенія выступило нетолько еще съ большей ясностью и грустной прелестью воспоминанія, чмъ 14 лтъ тому назадъ, было несомнннымъ доказательствомъ того, что это одно было истинно и что¹⁴¹ все то, что впродолженіи этихъ 14 лтъ скрывало это сознаніе, было ложь и обманъ.

Пониманіе жизни, открывшееся тогда, состояло въ томъ, что цль ея только въ томъ, чтобы жить въ атмосфер любви: чтобы любить, быть любимымъ. Для того же чтобы быть любимымъ, надо было быть добрымъ, а для того чтобы быть добрымъ, надо было любить другихъ. Это и это одно тогда стояло цлью жизни, и потому надо было откидывать, уничтожать въ себ все то, что мшало этому: вс личныя похоти роскоши, корысти, праздности, любоначалія. «Духъ же цломудрія, смиренномудрія любви и терпнія даруй мн», – вспоминалъ онъ теперь столь любимую имъ тогда и введенную въ свои ежедневныя молитвы давно имъ оставленную молитву Ефрема Сирина.