Полное собрание сочинений. Том 33

** № 113 (кор. № 27)

Слд[ующая] гл[ава].

Начался разговоръ въ конц вечера съ того, что вышедшій на дворъ Набатовъ принесъ извстіе о томъ, что онъ на стн нашелъ карандашомъ надпись Виктора Петлина, который писалъ, что прошелъ 12 Іюня съ уголовными въ Нерчинскъ. Викторъ Петлинъ былъ революціонеръ, котораго зналъ Новодворовъ и особенно близко Вильгельмсонъ, сидвшій съ нимъ вмст въ Кіевской тюрьм. Петлинъ сошелъ съ ума и былъ оставленъ въ Казани. Вс думали, что онъ тамъ. И вдругъ эта его надпись, по которой видно, что его отправили одного съ уголовными.

Извстіе это взволновало всхъ, въ особенности Семенова, тоже знавшаго Петлина.

— Онъ тогда уже, въ Кіевской тюрьм, сдлался боленъ, — сказалъ Вильгельмсонъ. — Мы слышали его крики. Онъ Богъ знаетъ что говорилъ.

— Это посл казни этихъ двухъ мальчиковъ, — сказалъ Семеновъ.

— Какой казни? — спросилъ Нехлюдовъ.

— Это было ужасное дло, — сказалъ Семеновъ. — Вотъ онъ знаетъ. Разскажи, — обратился онъ къ Вильгельмсону.

Ледъ былъ разбитъ. У всхъ сдлались серьезныя лица. Вс замолкли, только слышенъ былъ гулъ зa дверью, и Вильгельмсонъ сталъ разсказывать.

— Ихъ было три, — началъ онъ, — Розовскій, Лозинскій и третій — забылъ фамилію; но этотъ за нсколько дней до конфирмаціи приговора исчезъ изъ тюрьмы и, какъ оказалось потомъ, выдалъ товарищей и былъ за это помилованъ, а эти двое были при насъ. — Я съ Петлинымъ сидлъ рядомъ, были приговорены къ казни.

— За что же? — спросилъ Нехлюдовъ.

— Оба они были совсмъ неважные преступники, а такъ себ, мальчики, взятые за знакомство. Приговорены же они были за то, что, когда ихъ вели подъ конвоемъ, они вырвали у солдата ружье и хотли бжать. Одному, Лозинскому, было 23 года, а другому, еврею Розовскому, не было 17-ти лтъ — совершенный мальчикъ, безусый и безбородый.

— И казнены?

— Да. Это то, главное, и подйствовало на Петлина. Онъ сидлъ рядомъ съ этимъ Розовскимъ. Мы знали. Ихъ водили въ судъ и, когда привезли, они сами сказали намъ. Мы по вечерамъ, посл поврки, прямо подходили къ дверямъ и переговаривались. Лозинскій посл приговора все время былъ очень сосредоточенъ, читалъ евангеліе и почти пересталъ говорить съ нами. Къ нему приходили его братъ и сестра и обнадживали его, что наказаніе смягчатъ, да и мы вс были въ этомъ уврены; знали, что никакого преступленія за ними не было. Розовскій же, такъ тотъ былъ и посл приговора совершенно веселъ, какъ всегда, и не вспоминалъ о приговор, а, какъ всегда, по вечерамъ становился у дверки и болталъ своимъ тонкимъ голоскомъ о всякихъ пустякахъ. Даже, казалось, онъ сдлался особенно болтливъ и глумливъ въ эти дни. Такъ прошло 5 дней. Мы тоже не думали, чтобы могла быть казнь.

Вильгельмсонъ замолчалъ и сталъ закуривать папироску. Вс молчали, и вс глаза были обращены на него. Нехлюдовъ взглянулъ на Катюшу. Она съ страдальческимъ лицомъ смотрела на Вильгельмсона. За дверью было затишье, которое вдругъ разразилось бранью двухъ голосовъ и плачемъ. «Я тебя... выучу. Не смй. Не трошь».

— Ну, — обратилась Марья Павловна къ Вильгельмсону.