Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова

Два следа от лыж тянутся к дырке в заборе, спускаются к речке Цыганке. Десяток раз махнешь палками, и вот уже надо нагнуться, иначе шапка останется в колючей лапе у елки. А потом — или морозная радость от быстрого бега, или медленный ход с радостью маленьких, но нужных человеку открытий.

Не все знают, какой запах у осиновых дров.

Однажды услышав, как пахнет старое дерево, вы всю жизнь потом будете сравнивать все лучшие запахи, и всегда первое место останется за осиной. Может, это потому происходит, что запах дерева вызывает в памяти не зеркала парфюмерного магазина, а лесную поляну с кладками дров или печку с гудящим огнем… Запахи имеют удивительное свойство будить в памяти прошлое.

Сегодня в лесу праздник Инея. После метели и потепления случился мороз. Черный лес за одну ночь стал белым. Лес застыл, как будто его волшебным словом остановили.

С утра в окно ветками стучится береза, как будто просится погреться у печки. Метель. Стог сена, темневший около дома, поглотила белая пелена. В невидимую щель пурга ухитрилась пробраться в сени. Сугроб снега в сенях. Гудит огонь в печке. Моя тень на бревенчатой стенке шевелится, как будто от ветра. Лесник чинит хомут. Лампу старик поставил на подоконник, чтобы лучше был виден огонь в нашем окне.

Через каждые полчаса старик ищет ногами похожие на калоши обрезки валенок, запахнув полы овчинного полушубка, бежит на крыльцо и бьет в кусок рельса. От этих ударяющих в сердце звуков тень на стене вздрагивает. Бом! Бом!.. «Не дай бог кто-нибудь потерялся в такую погоду», — говорит старик и прислоняет к печке замерзшие руки.

Гудит в трубе, бьет по стеклу замерзшая ветка. Старик чинит хомут, я сижу у печки с тетрадкой. Весь январь: днем работа, а к вечеру — на лыжи и в лес. Но сегодня какие там лыжи!..

Удивительно пахнут дрова. Недавно прочитал: «Все, умирая, смердит, только дерево, умирая, благоухает». Наверняка этот человек сидел вот так же у печки.

Лыжню мы проложили вдвоем.

Я шел после метели в гущину леса. Раза два становился, снимал шапку.

Из шапки, как из котелка на костре, валил пар. В самом непролазном снегу около вырубки повстречал парня. Я подумал: «Тоже хорош — по опушке и короче, и легче, нет, лезет в чащу». Поздоровались, он пошел в мою сторону, я — в его. Он по моей лыжне, я — по его. Ему стало легче идти. И мне стало легче идти. На другой день по следу от палок определил: парень вернулся в деревню. Шел небыстро, на ходу ел мандарины. Оранжевые корки далеко виднеются в березняке.

Лесные жители не прошли мимо этой диковины. По следам видно: мышь подбегала, дотронулась — не понравилось, еще какой-то зверь подбегал — не дотронулся даже, крестики птичьих следов — ворона унесла корку. Вот тут парень, видно, стоял, прислонившись спиной к березе. Может быть, любовался высоким пнем в огромной шапке из снега, может, задумался — на снегу прочерчено палкой: «Вера Д.».

У леса так же, как у людей, бывают дождливые и метельные будни. Бывают просто дни, а бывают праздники. Их много — кто сколько заметит. Я сегодня, пока чинил крепления у лыж, вспоминал: праздник Большого Разлива, праздник Черемухи, Первых Зеленых Листьев, праздник Июньского Цвета, Желтого Листопада. Сегодня в лесу праздник Инея.

После метели и потепления случился мороз. Черный лес за одну ночь стал белым. Лес застыл, как будто его волшебным словом остановили.

От скрипа лыж поднялась в кустах снегириная стая. Уселись красные птицы на яблони. Чудеса: и цветет яблоня кипенным цветом, и в этот же час висят на ней большие румяные яблоки. Человек, не видевший инея в лесу, не видел одного из самых красивых праздников на земле. Пьянеешь на таком празднике, фантазировать начинаешь. Мачты высоковольтной линии на лесной просеке мне кажутся сейчас стройными женщинами. Сережки в ушах. Застыли, держат друг друга за длинные белые косы…

Как же я не заметил, много раз проходил и не видел. Гнездо. В переплетениях высоковольтной мачты — гнездо величиной с тюбетейку. Снизу гнездо увито мягкой травой и папоротником.

В середине — «черепушка», набитая снегом. Как будто из жеваной бумаги вылеплен птичий дом.

Постучал пальцем, гудит, как барабан, черепушка. Привез леснику. «Дрозд», — сразу сказал старик. Объясняю: нашел на железном столбе.

Лесник подумал и закончил разговор так: «А кто может сказать: почему? Чудак, и все. Среди птиц тоже случаются чудаки».

После метели снег еще не осел. Лыжня глубокая. Встретился на лыжне с мышью. Повернул зверь и пошел наутек. Но далеко ль убежишь от великана на лыжах? Остановилась мышь, глядит: не отстаю — и снова во все лопатки. Как в туннеле, летит по лыжне. Скоро поняла мышь: лучше бы в сторону от меня. На задних лапках столбиком стала, карабкается. Нет, свалилась — слишком высокий обрыв. Опять наутек. Лыжня у меня длинная. Что, думаю, будет? Бежит и бежит мышь. Не выдержала наконец, ощетинилась, на дыбы стала. Стоим друг против друга.