Помню черную худую лошадь. Кроме нас, на подводе сидели две женщины и парнишка. Сзади повозка была покрыта брезентом. На вокзале была сутолока, женщины метались с детьми. Где-то недалеко рвались бомбы. Все спешили сесть на какой-нибудь поезд. Мы искали поезд на Белую Церковь. Там жили родственники. Нашли. Но поезд был переполнен, и нас не хотели пускать. Какой-то мужчина протянул из тамбура руку. Витя вцепился в нее, и мы оказались в вагоне. Было это часа в три дня. Поезд не очень далеко от города отошел, когда его настигли фашистские самолеты.
Задние вагоны разбило в щепки. Люди кричали и плакали. Откуда-то появились военные: «Выходите!»
Из вагона вышли матери с ребятишками. Немолодой военный достал бумагу: «Есть указание всех детей старше грудного возраста эвакуировать в тыл, в Сибирь». Мы зашумели: «Эвакуировать — так всех. С ребятишками вместе!»
Я прижала к груди Витюшку. Все молчали. И военные, и матери. Потом военный стал нас уговаривать.
Взрослых становили в одну сторону, малышей — в другую. Витюшку взяли у меня последним. Он ухватился ручонками и не хотел уходить. Из традцати ребят разного возраста он был самым маленьким. Он упал и стал колотить ножками. Я уже ничего не видела от слез…
Некуда было идти, и я пошла пешком опять на вокзал. Я, как слепая, ощупывала вагоны руками и спрашивала: «Это не ребятишки?»
Какой-то человек сказал: «Этот поезд с детьми».
Поезд отправился, и недалеко от станции почти на наших глазах на него обрушились самолеты.
Со мной что-то случилось. Я упала на рельсы и закрыла лицо руками. Я не хотела ничего видеть, не хотела жить.
Потом все утихло. Пахло пожарами. Я побрела к дому и легла около углей вниз лицом.
Не знаю, сколько времени пролежала. Я была беспомощна и слаба. Лицо разбито, одной рукой не владела… С товарными поездами уже по снегу уезжала с Украины. Не замечала, что одна нога у меня обута, другая босая. Какая-то женщина вынула из чемодана шаль и обмотала мне ногу. Опять поезд настигли бомбы. Я очнулась у добрых людей на маленьком полустанке, меня кормили из ложечки, пока поправилась. И опять на разных поездах — в Сибирь.
Не помню, сколько детских домов обошла, ходила оборванная, спрашивала о сыне, а сына не было. И я решила, что он погиб в том самом поезде. Не было ни дома, ни хлеба, никаких бумаг. Но нашлись добрые люди, паспорт охлопотали, нашли работу. Определилась я сторожем, охранять склад в Юрге, недалеко от Новосибирска. Потом работала на строительном комбинате. Попала под обвал цемента, получила контузию и инвалидность. В 1946 году вышла снова замуж, потому что уже не могла жить одна. Три года как переехала сюда, в Лесогорск. Муж работает мастером на железной дороге, я по хозяйству. Свалилась, когда увидела эту газету. Сердце… Вот он! Ну как же я могу не узнать. Это мой Витя. Хочу увидеть, помогите увидеть…»
* * *
Жизнь не стоит на месте. Сровнялись с землей окопы. Вряд ли уже найдешь разрушенные и опаленные войной дома. Люди много успели сделать за двадцать лет. Выросло поколение, для которого война — это только воспоминание старших. Но почти в каждом доме у нас есть человек, который видел войну, который помнит войну. До сих пор страна ищет и находит своих героев. До сих пор люди не простили предательства и преступлений. До сих пор ищут друг друга разлученные войною брат и сестра, матери сыновей ищут, сыновья ищут дорогу к отцовскому дому. Не все находят. Но память и сердце не перестали надеяться. Случается, люди находят друг друга. Очень хочется, чтобы так же было и в этот раз. Родина шлет привет тебе, Вальдемар Шилке. Люди надеются увидеть тебя счастливым.
Фото автора. Лесогорск — Москва.
Минус 52
РЕПОРТАЖ С ПЕРЕДНЕГО КРАЯ
Человек, утопая в снегу, нес воду. Остановился перекинуться словом — через пять минут вода в ведрах замерзла. Бери и кати ведро боком. Человек сказал: «Минус пятьдесят два» — и пригласил в деревянный домик погреться.
Присели около печки, похожей на большой чемодан. В сваренном из железных листов чемодане гудело, чемодан светился малиновым светом. Рыжий парень в одних трусах читал у печки «Грамматику русского языка».
— Ташкент…
— Ташкент, — весело отозвался парень. — Засыпаешь — Ташкент. Просыпаешься — Колыма.
В умывальнике утром — лед. На печке — иней. Один выход — три одеяла, если ленишься ночью дров подложить. В минус пятьдесят не работаем — металл не любит мороза. Ломается…