Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859 гг.

Я подошелъ къ затворенной двери, на которой была надпись. Около двери сидело 3 человека, которые даже не посмотрели на меня. Я отворилъ дверь въ Постъ-бюро. Эта была грязная низкая комната, съ грязной кроватью, съ кадушками и развешанными платьями. – Я вышелъ назадъ и спросилъ у сидевшихъ у дверей, это ли Постъ-бюро. – Это, – сказалъ мнѣ одинъ изъ сидѣвшихъ грубымъ голосомъ, – идите туда, что ходите? – Я вошелъ. Дѣйствительно, въ крайнемъ углу стояла конторка и лежали бумаги. Никого, кромѣ болѣзненной женщины съ груднымъ ребенкомъ, не было въ почти уже темной комнатѣ. Черезъ минуту тотъ самый человѣкъ въ сертукѣ, который велѣлъ мнѣ войти, размахивая руками и всей спиной, съ фуражкой на бекрень, вошелъ въ комнату. Я поздоровался съ нимъ, онъ захлопнулъ дверь и не взглянулъ на меня; сначала я думалъ, что онъ чужой и чѣмъ нибудь очень занятой или огорченный человѣкъ, но всмотрѣвшись ближе, и особенно, когда онъ прошелъ за конторку, я убѣдился, что всѣ его движенія, физіономія, походка, все это было сдѣлано для оскорбленія меня или для внушенія мнѣ уваженія. Онъ былъ высокъ рост[омъ], широкъ въ плечахъ, но худощавъ; длинноногъ, бѣлокуръ и рябъ. На немъ былъ сертукъ, широкія штаны и фуражка. Вообще вся рожа его была отвратительна или такъ показалась мнѣ.

Я самымъ учтивымъ манеромъ спросилъ его о мѣстахъ. – Какъ будто бы это я во снѣ видѣлъ, что я говорю, – никакого вниманія. Я сталъ вспоминать, не оскорбилъ ли я его чѣмъ нибудь входя, не полагаетъ ли онъ почему нибудь, что я хочу гордиться. Я снялъ шляпу и въ коротенькую фразу, которой я спрашивалъ его, сколько верстъ до Туна, я 3 раза помѣстилъ Monsieur – это тоже не подѣйствовало. Я подалъ ему деньги, онъ писалъ что-то и молча оттолкнулъ мою руку. – Я начиналъ сердиться, и пускай меня обвиняютъ варваромъ, но у меня руки такъ и чесались, чтобы сгресть его за шиворотъ и разбить въ кровь его рябую фигуру. По счастью для меня, онъ скоро бросилъ мнѣ на столъ два билета, также швырнулъ сдачу, что ежели бы я не удержалъ, она бы скатилась на полъ, и онъ бы вѣрно не поднялъ. Потомъ размахивая также спиной и руками и еще какъ то сардонически чуть замѣтно улыбаясь, онъ вышелъ на улицу. —

Нѣтъ, подобной безчеловѣчной грубости, я не только никогда не видалъ въ Россіи между колодниками, но я представить себѣ не могъ ничего подобнаго. —

Когда я вернулся домой и не выдержалъ, сталъ жаловаться кучеру, который принесъ мнѣ наверхъ мои вещи. Онъ пожалъ плечами, улыбнулся (онъ былъ молодой веселый малый и въ наступающую минуту ожидалъ на водку). – Vous dites que c’est le buraliste qui est comme ça?¹⁶⁵ – Да. – Que voulez vous, Monsieur – ils sont republicains, ils sont tous¹⁶⁶ comme-ça. Et puis il est buraliste, il est fier de ça.¹⁶⁷

Я ложась спать все не могъ забыть бюралиста и твердилъ про него. – А Саша хохоталъ. – Такъ задалъ вамъ страху бюралистъ? – все спрашивалъ онъ. – А Женевертка вычиститъ намъ башмаки завтра? – И онъ заливался хохотомъ. Кончилось тѣмъ, что и я расхохотался и, перебирая весь день, заснулъ все таки съ веселыми мыслями.

* III. ОТЪѢЗЖЕЕ ПОЛЕ.

[Первый отрывок.]

Это было¹⁶⁸ в 1807 году. Была осѣнь. Графъ Никита Андреевичъ еще не уѣзжалъ въ Москву, а только собирался въ отъѣзжее поле. Участники охоты собирались понемногу въ его Новые Котлы. Многіе проводили у него все лѣто, многіе уже пріѣхали, другихъ ждали. По обыкновенію въ четвергъ ѣздили въ городъ закупать провизію, отвозить письма и привозили почту, французскіе журналы, письма и Московскія вѣдомости. – Передъ вечеромъ докипала послѣдняя работа уборки на гумнѣ и въ полѣ. Управляющій, прикащики, старосты, десятникъ верхами и пѣшками сновали около скирдовъ и въ полѣ, обозы въ сотни лошадей гремѣли пустые въ пыли отъ гумна и поскрипивая и покачиваясь качались навстрѣчу пустымъ телѣгамъ. Мужики ждали, что ихъ отпустятъ послѣ осьмаго раза, и умышленно медлили, управляющій хотѣлъ натянуть 9^й разъ и мечталъ о 12 скирдѣ.

Два охотника звали въ рогъ къ котлу, и стая въ 150 собакъ выла и лаяла на звукъ рога, одинъ мѣшалъ лопатой въ корытахъ. Бабы съ пѣснями и серпами на плечахъ шли хороводами съ жатвы и вязки, на дворнѣ въ большихъ 12^ти домахъ дворовыхъ собирали <пригнатую> скотину. Табуны и стада приближались къ усадьбѣ въ облакахъ пыли. Пастухи и подпаски со всѣхъ ногъ метались, удерживая скотину отъ полей, мимо которыхъ гнали. Плотники, строившіе винокурню, спорили съ Жидомъ рядчикомъ, сдавая работу. Наѣздникъ на золоченыхъ, изъ прутиковъ сдѣланныхъ дрожечкахъ, съ заметаннымъ комами пыли лицомъ, докуривая трубочку и спустивъ ноги, возвращался съ бѣгу на молодомъ взмылившемся сѣромъ жеребцѣ, сынѣ Атласнаго, сына Кролика, сына Сметанки. Жеребецъ, тонкой, еще несложившейся 4-лѣтокъ, моталъ головой и хвостомъ и ступалъ точно прихрамывая. Дворовая румяная красивая дѣвушка съ холстами прошла по дорогѣ и остановилась, чтобъ дать дорогу наѣзднику, наѣздникъ съ дрожекъ щипнулъ ее, и неожиданно улыбнулся [1 неразобр.] своего усатаго лица.