Полное собрание сочинений. Том 50

Кузнец с выбитой рукой просился в больницу. Рахм[анов] поехал за ним, а я поехал в Тулу. В Туле с Давыд[овым] пошел к Рудневу и вернулся. Играл в шахм[аты]. Шил сапоги. Дорогой продолжал думать о том же. Вопрос в том: можно ли для большой, очень вероятной пользы сделать маленькую, но наверное гадость? Нельзя, п[отому] ч[то] самая вероятная и большая польза может оказаться вредом, всегда даже можно о всяком случае найти 2 противуп[оложные] мн[ения], а гадость наверное как была, так и останется гадость. Сомнение в этом и решение в ложную сторону происходит только от того, что мы не понимаем — не видим, ясно не видим прямой связи причин и следствий между миром нравственным и матерьяльным, как это нам кажется в мире матерьяльном. Я ясно вижу, мне кажется, связь между тем, что я побил малого, к[оторый] крал у меня горох, и тем, что после этого горох цел, но я не вижу связи между тем, что малый этот сделал мне зло, оправдывая его тем, что я бил его и т. п.

12 О. Я. П. 89. Думал: Если бы сказано б[ыло]: будьте совершенными, как Павел или даже как И[исус] Хр[истос], жизнь могла бы кончиться. Стал как Х[ристос], а потом? А то сказано: Как Отец Неб[есный] — нет конца; что ни сделал в себе, как ни подвинулся, всё так же далек. Или как движение по двум силам. Всегда силы под тем же углом, чтобы могло быть мое движение вперед. Всегда то же несоответствие с совершен[ством] От[ца] Неб[есного]. И есть куда идти всегда.

Шея очень болит. Читал и дошивал сапоги. Кончил.

13 О. Я. П. 89. Всё нездоров. Хорошо поправил надоевш[ую] повесть. Говорил¹¹⁵ с Новик[овым]. Он гов[орил] луч[ше]. Получил письма от железнодор[ожника], от Пош[и], от семинариста из Полтавы. Теперь 5, иду обедать. Надо писать письма.

Читал, кажется, Обломова. Приехал Сережа сын, всё такой же. Очевидно, поездка б[ыла] совершенно бесполезна.

14 О. Я. П. 89. Сережа уехал. Я писал. Обломов. Очень, очень дурно спал.

15 О. Я. П. 89. Писал. Приезжал Давыдов с Дьяк[овым]. Вечером разговор о браке и спор с Д[авыдовым?]. Они не понимают, но потом согласился.

16 О. Я. П. 89. Унылость, грусть, раскаяние, только бы не вредить себе и другим. Много писал, поправляя К[рейцерову] Сонату. Давно не испытывал такого подавленного состояния.

17 О. Я. П. 89. То же самое. Только стал выходить. Соня уеха[ла]. Я с ней дружен, добр естественно. Писал письма Спенглер, Майнову и еще кому-то.

18 О. Я. П. 89. Всё так же, поправлял, и не без пользы, К[рейцерову] С[онату]. Ездил в Ясенки, получил 6 писем, пустые и требующие ответов. 1) Garrisson, 2) Цертелев, 3) Хохлов отец. Написал отцу и сыну Хохловым. Помилуй Б[ог] от зла, как евангелист[ку] Доде. Кажется, написал хорошо. Написал и шекерам. Думал в самые дурные дни: Старость, иногда и не старость, а приближение к смерти, есть переход части существа (части — неверно) в другой, тот дальнейший мир. Я чувствую иногда, что я живу в нем уже, в том мире. Добрая жизнь моя (когда есть таковая) есть последствие сознания той высшей жизни. Младенец, ребенок и юноша часто живут еще там назади, в прошедшем мире, и дурные дела их суть последствия их того сознания прежнего низшего мира. Полная жизнь здесь есть только момент — точка соприкосновения прошедшего сознания с будущим. Всё это не так. Всё это слова; но верно то, что я чувствую центр своей тяжести теперь там, за гробом.

19 О. Я. П. 89. Вчера поздно ночью приехал Попов. Я рад ему. Лег поздно, встал рано. Приехала барыня из Орла: «Хочу жить лучше, иметь занятия, хочу в деревню. Я думала, что вы можете меня устроить. Ну, я ошиблась». Всё это с злостью, с эгоизмом. И жалкая до невозможности. И теперь сидит в кабинете. Кое-как многократными попытками добился того, что она сказала, что у ней нет денег и она хотела убиться. И умиротворилась, поела и поехала. Я занимался под сводами, услыхал голоса. Это И. Горбунов и Чистяков от Чер[ткова], не очень б[ыл] им рад. Много вдруг. Да и Г[орбунов] почему-то мне каким-то подниманием плеч, походкой неприятен, хотя всё в нем хорошо. Чист[яков] мелкий, но ясный, умный, простой. Ходил с ним. Обедал. Я не в духе. Учительницу отвезли, привезли Жебунева. Я еще не спал.

20 О. Я. П.89. Всё нездоровится и уныние. Машу К[узминскую] проводил. Я ей говорил, чтоб она не слишком возлагала надежды. Написал напрас[но] письмо С[оне] о том, что мне тяжелы посетители. Разговор с Ж[ебуневым]. Я сначала задирал, он не задирается, я вызвал таки на спор, стал «иронизировать», как он выразился, и сделал ему больно. Вечером, опять говоря с ним, узнал, что он в ссылке в тюрьме б[ыл], измучен нравственно так, что в ссылке отвык читать и теперь не читает и страдает апатией.¹¹⁶ Кроме того говорил с любовью большой о Буланже, показывая тем, что он сам добр. Он добрый, больной, страдающий, измученный, искалеченный; а я-то с хвастовством, с ухорством наскакиваю на него и перед галереей показываю, какой я молодец. Так стыдно стало и жалко, что я заплакал, прощаясь с ним.