1
В «Revue des deux mondes» за десятилетие (1872—1881) по вопросам философии и религии писали:2
В книгах (№№ 9 и 12) «Revue Etrang`ere» (выходил в Петербурге) за 1834 г. были перепечатаны повести следующих авторов: Бальзака («Евгения Гранде», «Искание абсолюта», «Драма на берегу моря»), Бульвера («Последний день Помпеи»), Ж. Занд («Леона Леони»), Поля Лакроа и Жюля Сандо. Кроме того отдельными рассказами были представлены: Бастид, Мелани Вальдор, Гозлан, Даниели, Дюпэн, Леве-Веймарс, Малефиль, Стевен, Филинг и Хенс.3
От 2 марта 1882 г.4
Слова из молитвы «Отче наш».5
А. А. Толстой Толстой написал вторичный ответ от 4 марта 1882 г., тоже не посланный. (См. том писем настоящего издания № 63.)6
С. А. Толстая писала 2 марта: «Миша немного кашляет и насморк, и он проспал до четырех часов» (ПСТ, стр. 183).7
О гр. С. Н. Толстом С. А. Толстая писала 2 марта 1882 г.: «Приехал сегодня Сережа брат, очень жалеет, что тебя нет. Говорит: «Хоть мы с ним на разных полюсах, но послушал бы от него, что он говорит». Я говорю: «Поспорили бы», а он говорит: «Сохрани бог, умирать скоро, а нас немного осталось, зачем спорить» (ПСТ, стр. 180).8
По «процессу 20». Постановлением от 15 февраля 1882 г. десять человек были приговорены к смертной казни через повешение: Ал. Михайлов, Н. Колодкевич, Н. Суханов, М. Фроленко, Г. Исаев, И. Емельянов, М. Тетерка, Т. Лебедева, А. Якимова и Н. Клеточников. Казнен лишь Н. Суханов 19 марта 1882 г. в Кронштадте; остальным смертная казнь заменена Шлиссельбургской крепостью.198.
Должно быть я нездоровъ былъ и теперь поправляюсь. Вчера легъ спать хорошо, но проснулся рано утромъ съ сильной головной болью и болью въ спин; и все утро было плохо; но передъ обдомъ заснулъ, и теперь къ вечеру, стало совсмъ лучше. Надюсь, что этимъ разрешится, и я пріду къ теб здоровый физически и нравственно. — Утромъ пріхалъ Василій Иванычъ1
и привезъ мн твое письмо.2 Очень теб благодаренъ за вс твои хлопоты о лошадяхъ.3 Право, я нечаянно такъ сдлалъ. Жалко, что ты немножко разстроена, судя по письму. Надюсь, что это не разгорится, и тебя не разстроятъ больше. Что Илюша4 плохо учился, это я смутно предчувствовалъ, и очень жалко. Надо будетъ ему подтянуться. Пріздъ Вас[илія] Ив[ановича], несмотря на всю мою привязанность къ нему, былъ мн тяжелъ. Голова болла, и не хотлось говорить. И онъ берегъ меня. Вечеромъ пришелъ Алек[сй] Ст[епановичъ], и мы втроемъ пили чай и бседовали. — Теперь 12-й часъ, и я пишу это письмо съ тмъ, чтобы завтра рано Петръ5 свезъ его на поздъ. Если погода будетъ завтра получше — нынче сильный, холодный втеръ, то я съзжу въ Тулу. Я почти увренъ, что мн будетъ лучше посл этой мигренной головной боли и особенной горечи во рту. Въ особенности мн Вас[илій] Ив[ановичъ] портится тмъ, что ты иногда какъ будто его не любишь. Не могу я съ тобой въ розь жить. Мн непремнно нужно, чтобы все было вмст. —Твой планъ насчетъ завода6
въ Ясной съ Ураганомъ я, коли буду живъ, исполню, но не теперь. Кобылъ везти нельзя, они теперь жеребы, — а не жеребыя прохолостуютъ. Если не судьба ему издохнуть, то ужъ это можно сдлать въ продолженіе лта. Боюсь, какъ бы мы съ тобой не переменились ролями: я пріду здоровый и оживленный, а ты будешь мрачна и опустишься. — Ты говоришь: «я тебя люблю, a теб этаго теперь не надо».7 Только этаго и надо. И ничто такъ не можетъ оживить меня, и письма твои оживили меня. Печень печенью, а душевная жизнь своимъ порядкомъ.