Всю дорогу халъ до Черни и думалъ: нтъ, непремнно произойдетъ какая-нибудь путаница съ письмами и я не получу въ Черни. Прізжаю, и бывшій прикащикъ Томаса1 — такое милое лицо у этаго прикащика — говоритъ: а вы не изволили получить письма? Нтъ. А я такъ проголодался, занялся супомъ, что еще не спросилъ. Какое письмо милое,2 и ты милая. Я спокоенъ, и по письму вижу, что ты не въ веселомъ, но въ очень хорошемъ состояніи. Я къ Фету3 и Киреевскому4 не думаю хать, `a moins qu’il n’arrive quelque chose d’extraor-dinaire.5 Въ Никольское не хать и вернуться къ теб, какъ я хотлъ, было совстно и притомъ нужно, a удовольствія безъ тебя для меня быть не можетъ, кром охоты. Охоты же у Киреев[скаго] и Фета быть не можетъ. Я обдумалъ это теперь. Что ежели бы мн хать къ Кир[еевскому], то надо бы списаться и пріхать къ его вызду. Я не отмняю срокъ 15 числа, а только самъ постараюсь пріхать раньше. Теперь 7 часовъ, я въ Черни. Стало быть, въ Никольскомъ только съ завтрашняго дня. И надо же осмотрть наконецъ и узнать хорошенько это имнье, к[отор]аго я не знаю и не видлъ, несмотря на то, что 5-й годъ имъ живу. Разпроси у Тани, въ какомъ дух былъ нынче Сережа большой. Пресмшно. Узжая отъ Машиньки, я зашелъ въ болотцо, около дороги. Вижу, дутъ Сережа, Гриша и Келлеръ. Думаю себ: вотъ они дутъ, я увижусь, поговорю, только страшно хочется начасъ, надо сходить скоре, чтобъ свободно съ ними быть. Я слъ въ болото и.... Подъзжаетъ Сережа, и надутый... Прощай, прощай. Я въ полной увренности, что онъ въ этомъ пасаж видлъ что нибудь особенное и ему въ пику сдланное. Вслдствіи ли это его характера или отношеній къ Тан, или слдствіе моего характера, только онъ мн тяжелъ и тяжелъ и тяжелъ. Я нынче еще себя спрашивалъ: не я ли виноватъ въ томъ, но нтъ — тетинька мн мила. Машинька чудо какъ мила и пріятна; Зефироты говорить нечего, а онъ связываетъ, стсняетъ меня. —
Дорогой встртилъ знакомаго архитектора6 и пригласилъ его къ себ. Онъ будетъ около 16-го. Я на своихъ лошадяхъ дохалъ до Красныхъ Дворовъ,7 18 верстъ за Сергіевское, и послалъ ихъ кормиться къ Черемушкину8 до моего возвращенія. Скажи Ив[ану] Ив[ановичу], чтобъ онъ приказалъ лошадей въ конюшн убирать хоть Кондратію.9 Еще скажи ему, чтобы лучшую землю (самую навозную), 210 десятины, онъ бы не засвалъ, а оставилъ подъ пшеницу, к[отор]ую привезутъ изъ Ник[ольск]аго. Въ выбор земли пусть онъ спросить совта Тимофея11 старосты. Еще скажи ему, чтобъ онъ посмотрлъ семенной клеверъ, — не перепустить бы его, т.-е. какъ бы головки не свалились. Еще семенной же клеверъ за рощей надо обирать. Послать туда 10 двочекъ и Соню12 съ ними, коли хороша погода, и щипать головки, класть въ фартуки, а изъ фартуковъ въ телгу. —
Надюсь, дв Тани13 у тебя, цлуй ихъ отъ меня. А о теб ничего не говорю. Въ этотъ разъ я чувствую, какъ ты мн еще много ближе стала.
Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 13—15. Датируется на основании: 1) слов предшествующего письма от 9 августа: «Нынче я буду в Никольском..... Из Черни же тебе напишу», 2) наличия следующего письма Толстого из соседних с Никольским Новоселок, датированного самим отправителем десятым августа. В ПЖ датировано 12 августа; М. А. Цявловским — 10 августа (Л. Н. Толстой, Юбилейный сборник. М.—Л. 1928, стр. 53). Есть противоречие между этим письмом и следующим: в письме от 9 августа написано: «Теперь 7 часов. Стало быть, в Никольском только с завтрашнего дня». В письме от 10 августа: «Я вчера приехал в Никольское в 8». Можно предполагать: 1) ошибку или неточность в обозначении часов; от Черни до Никольского-Вяземского 25 верст, и Толстой мог приехать в тот же вечер; или 2) неправильную датировку Толстым следующего письма (№ 16), также № 17, а равно письма к Борисову, датированного Толстым 9 августа. См. т. 61; в таком случае, надо вместо 10 августа — 11 (№ 16) и «нынче 12-ое» — вместо «нынче 11-ое». Так как возможны обе неточности, то расширяем датировку писем: № 16 — августа 10 или 11; № 17 — августа 11 или 12
1 Установить, кто был Томас, не удалось.
2 Письмо не сохранилось.