Получилъ ваше письмо и получилъ вашу книгу и не отвчалъ на письмо. Не отвчалъ потому, что не умю отвтить. Оно произвело на меня впечатлніе, что вы (голубчикъ, серьезно и кротко примите мои слова), что вы въ сомнніи и внутренней борьб по длу самому личному, задушевному — какъ устроить, вести свою жизнь — личный вопросъ обращаете къ другимъ, ища у нихъ поддержки и помощи. — А въ этомъ дл судья только вы сами и жизнь. — Я и не могу по письмамъ ясно понять, въ чемъ дло; но если бы и понялъ — быль бы у васъ, не то, что не ршился бы, а не могъ бы вмшиваться — одобрять или не одобрять вашу жизнь или поступки. Учитель одинъ — Христосъ, и учить онъ одному — исполнять волю Отца
Я увлекаюсь все больше и больше мыслью изданія книгъ для образованія русскихъ людей. Я избгаю слово для народа, потому что сущность мысли въ томъ, чтобы не было дленія народа и не народа. Писаревъ2 принимаетъ участіе. Не врится, чтобы вышло, боюсь врить, пот[ому] ч[то] слишкомъ было бы хорошо. Когда и если дло образуется, я напишу вамъ.3 Я ничего не длаю такого, что бы поглощало меня всего, но живу хорошо, т. е. счастливъ, хотя все время не такъ здоровъ, какъ прежде.
Если поднимется въ васъ на меня досада за то, что я какъ бы не отвчаю на ваше письмо, вы подавите ее пожалуйста. Я отвчаю на чувство, которое оно вызвало во мн, и искренно. А вы пишите мн.
Чт`o Спенглеръ, началъ ли ученіе? Кланяйтесь ему.4
Л. Толстой.
Отрывки из этого письма напечатаны, с значительными искажениями, в «Спелых колосьях», стр. 82. Цитаты приведены в статье К. С. Шохор-Троцкого «Круг чтения Л. Н. Толстого и его краткая история» в сб. «Л. Н. Толстой. Памятники творчества и жизни», II, изд. «Задруга», 1920, стр. 192, а также в книге П. И. Бирюкова «Биография Л. Н. Толстого», т. III, Госизд., М., 1922, стр. 5. В редакторской дате обозначение года основано на том, что письмо помечено в архиве Черткова № 4 и является ответом на его письмо от конца января 1884 г.
В письме этом, разминувшемся с предыдущим письмом Толстого № 3, Чертков говорит: «Вы просили меня писать вам от времени до времени. Да и я сам чувствую сильную потребность сообщительности с вами... Вы хотите знать, что я делаю. Мне хотелось бы рассказать вам не самые мои действия, а смысл их. Другие считают самый смысл рисовкой, оригинальностью или фанатизмом. А потому они не могут мне помочь в проверке моих поступков. С вами же я чувствую себя на общей почве, знаю, что вы поймете меня. А потому ваш взгляд для меня важен, как объективный взгляд человека, не постороннего, но — стоящего на одной и той же почве. Вы очень заняты, имеете свое семейство и свои дела, и я не могу рассчитывать на ваш приезд сюда. Но не могу также в минуты мечтания не представлять себе всю помощь, которую ваш приезд сюда зимою хотя бы на несколько дней оказал бы мне и, главное, — тому начинающемуся делу, которого мне приходится служить центром в силу обстоятельств, от которых не могу избавиться»... — Затем Чертков сообщает Толстому о сближении своем с тремя юношами, из лизиновских крестьян, которые по окончании начальной школы продолжали у него свое обучение и вместе с тем работали по переписке и счетоводству в качестве служащих. Давая характеристику одного из этих юношей, он с удовлетворением отмечает, что в последнее время юноша «быстро развивается к лучшему». «Привожу его, как пример того, что я считаю моей главною задачею, а именно личные отношения к окружающим», говорит Чертков и продолжает: «Со всеми лицами, меня окружающими и мне помогающими, у меня существуют особые личные отношения. Вот в этих-то отношениях я и стараюсь в особенности придерживать себя под влиянием Христа (или его учения). — Счетоводство, земская служба, разъезды по школам идут своим чередом. Об этом и говорить нечего. — Вообще вот, что я хотел вам сказать. Мне кажется, что здесь все идет хорошо. Но хотелось бы, даже почти необходимо увериться в том, действительно ли идет хорошо, или они — посторонние — правы и том, что все это опасная шутка и ведет не к добру ни себя, ни других. Вот эта ответственность за других для меня действительно тяжелее всего. Что, если я ошибаюсь и заблуждаюсь? Для меня лично — все равно, — я спокоен. Но они — окружающие, — что с ними будет, если я направляю их на ложный путь? Кто их поправит, если мне придется изменять свое понимание учения Христа? — Нет, Лев Николаевич, приезжайте, ободрите, помогите. Вы здесь нужны».