Далее Чертков, сообщив, что он продолжает работу над вставками в рукопись «Ходите в свете», пишет о том, что желал бы уйти от работы в «Посреднике», а, в заключение, опять говорит о том, что чувствует себя хорошо. «Я больше и больше думаю о том, как бы освободиться от своей подавляющей деловой переписки по делам изданий. Как рад я был бы, еслиб нашел кого-нибудь, кому бы мог передать это дело. Об этом мне очень хотелось бы переговорить с вами. Так бросить я не могу, п[отому] ч[то] это и нехорошо по отношению к тем лицам, которые связаны со мной в этой работе, и по отношению к самому делу, которое налажено теперь, и остановится, если я выну свой винтик самовольно, не заменив его другим и не сговорившись с другими участниками. И выходит, что колесо вертится и меня увлекает с собою. А оставить свое обязательное механическое участие в этом деле, мне очень хотелось бы, не потому, чтобы оно мне надоело, а единственно потому, что оно меня связывает, а мне следует быть более свободным. Я чувствую несостоятельность письменной работы за столом, не вытекающей, как у писателя, из внутренней потребности своей природы, а чисто — деловой, механической, когда кругом живые люди, работающие и физически часто страдающие такими страданиями, которые я мог бы несколько облегчить, если имел бы время общаться с ними. Хотелось бы и самому поработать серьезно физически, и столярным мастерством, и отчасти полевыми работами. И ничего этого я не могу сделать из за «Посредника», сидящего у меня на шее. Я не унываю, но недоумеваю, и чувствую, что со стороны кто-нибудь другой и больше всех вы, мог бы мне помочь разобраться в этом деле, в котором я связан с другими, а не действую просто сам по себе. Ужасно хотелось бы, чтобы мне развязали руки, и, уверяю вас, что не из желания «погулять», а п[отому] ч[то] чувствую, что дело это незаконно меня стесняет. Я думаю, что должен же где-нибудь быть такой человек, который находится в том положении, в котором я находился, когда начинал заниматься изданиями. Я мог бы передать ему свою роль, — хотя бы механическую сторону своего участия: и он был бы очень рад посвящать свои труды и свое время такому хорошему делу. Я перебирал всех своих знакомых, но не нахожу... Вообще, Л[ев] Н[иколаевич], нам хорошо, так хорошо. И мне кажется, что я чувствую, что что бы ни случилось, всё будет хорошо, по крайней мере, я желаю такого состояния и себе и всем, кого люблю. У вас оно есть, я знаю».
Во втором письме Чертков пишет, что продолжает делать вставки в рукопись «Ходите в свете», и снова говорит о том, что его беспокоит вопрос, как вернуть крестьянам хотя бы часть тех денег, которые он получает от своей матери. «Главное же мое внимание помимо моей воли обращено к бедным крестьянам, которые обращаются ко мне за помощью материальной. В этом году я не чувствую в себе возможности отказывать во всякой материальной помощи тем нуждающимся, которые обращаются ко мне и живут кругом. Стараюсь не помогать деньгами, а вещественными предметами, которые им нужны. Но всё это ужасно сложно и опасно. Хочу оставлять здесь, т. е. отдавать тем крестьянам, у которых отнято, половину, по крайней мере, того, что мать передает в мое распоряжение, т. е. 10 000 рублей. Из этого может выйти страшное зло. И я со всех сторон соображаю, как достичь
1
2
Абзац редактора.3
4
5
6
7
8
9
10
Написано по неразобранному слову.11
12
13
14
15
16
Александра Прохоровна Озмидова (ум. 1889), жена Н. Л. Озмидова и мать Ольги Николаевны Спенглер, жены Федора Эдуардовича Спенглер, упоминаемых в этой фразе.17
Толстой получал в это время письма от нескольких членов американского общества непротивления (Non resistance) — в частности от Гаррисона и Уипля (Whipple). С 1889 г. у Толстого начинается переписка с одним из старейших членов этого общества Адин Баллу (Adin Ballou) (1803—1890), и с помощником и учеником Баллу — Вильсоном. См. прим. к письму к Баллу, т. 64. О них говорит Толстой в книге «Царство Божие внутри вас». Книгоиздательством «Посредник» была издана книга А. Баллу «Учение о христианском непротивлении злу насилием». М. 1908.