Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Письма

Рем отвечал: «Что было прежде,

Надо забыть, взглянем вперед!»

«Здесь будет цирк, — промолвил Ромул, —

Здесь будет дом наш, открытый всем...»

«Но надо поставить ближе к дому

Могильные склепы», — ответил Рем.

* * *

Манлий сброшен. Право Рима,

Власть все та же, что была,

И как прежде, недвижима

Нерушимая скала.

Рим, как море, волновался,

Разрезали вопли тьму,

Но спокойно улыбался

Низвергаемый к нему.

Чтоб простить его, пришлось бы

Слушать просьбы многих губ...

И народ в ответ на просьбы

Получил холодный труп.

Манлий сброшен! Почему же

Шум на улицах растет?

Как жена, утратив мужа,

Мести требует народ.

Семь холмов, как звери, хмуры,

И смущенные стоим

Мы, сенаторы, авгуры,

Чьи отцы воздвигли Рим.

Неужель не лгали басни

И гробы грозят бедой?

Манлий мертв, но он опасней,

Он страшнее, чем живой.

* * *

Моя душа осаждена

Безумно странными грехами,

Она — как древняя жена

Перед своими женихами.

Она должна в чертоге прясть,

Склоняя взоры все суровей,

Чтоб победить глухую страсть,

Смирить мятежность бурной крови.

Но если бой неравен стал,

Я гордо вспомню клятву нашу

И, выйдя в пиршественный зал,

Возьму отравленную чашу.

И смерть придет ко мне на зов,

Как Одиссей, боец в Пергаме,

И будут вопли женихов

Под беспощадными стрелами.

32. В. Я. Брюсову

<Париж. 13/26 января 1908 г.>

Дорогой Валерий Яковлевич!

Одновременно с этим письмом я посылаю Вам мою книгу в двух экземплярах, один для Вас лично, а другой, как полагается, для отзыва. Она придет немного позже, потому что послана заказным.

К несчастью, последнее время я хворал и не мог лично присмотреть за печатанием и брошюровкой, и потому книга вышла в виде брошюры, несмотря на то, что она только на один лист меньше «Пути Конквистадоров».

Я не доволен этой новой книгой, но очень доволен, что издал ее. Теперь я свободен от власти старых приемов и тем, и мне много легче будет пойти вперед. Я не знаю, будете ли Вы говорить об этой книге в «Весах», и, конечно, не могу просить об этом, но если Вы решите сделать это, то, может быть, не откажете хотя бы одной фразой отметить, какую из сторон моего творчества я должен культивировать. А то до сих пор большинство моих критиков, почти всех благосклонных, только указывало на мои недостатки, так что если я захочу послушаться всех сразу, мне придется вовсе бросить писать стихи. Если бы я знал, что «Раннее утро» помещает рецензии, я послал бы туда мою книгу для отзыва. Я пишу кое-что, но все неудачно, не могу попасть в верный тон с моими новыми мыслями об искусстве. Жду какого-нибудь внешнего толчка и мечтаю, что им будет Ваш отзыв о моей книге, хотя бы в частном письме.

Всегда искренне преданный Вам Н. Гумилев.

33. В. Я. Брюсову

<Париж. 24 января/6 февраля 1908 г.>

Дорогой Валерий Яковлевич,

я посылаю Вам одно из моих новых стихотворений, чтобы Вы могли судить, кончился ли срок моего искуса, о котором я Вам писал; сам я не имею никакого мнения на этот счет, так как два единственные мои слушателя уехали из Парижа и остались только французы и русские, не интересующиеся стихами. А я не способен без посторонней помощи судить мои стихи. Но об этом и вообще о моих сомненьях в области творчества я поговорю подробнее в следующем письме, а теперь мне хотелось бы поднять неприятный разговор, а именно, что я был бы не прочь получить мой гонорар с «Раннего утра» даже таков, как он есть (рублей 12, я думаю). Если также Вы не думаете взять мою прозу, я бы предложил ее в другое место (куда, сам не знаю); мне достаточно только знать, что отвергнуто Вами, так как у меня целы все черновики. Поверьте, что это не жажда славы, которая побуждает меня печататься, а другие более низменные причины, о которых не трудно догадаться. Стыдно в таком письме говорить о чем-нибудь более интересном, и я его кончаю.

Всегда искренне преданный Вам Н. Гумилев.

Камень

Взгляни, как злобно смотрит камень,

В нем щели странно глубоки,

Под мхом мерцает скрытый пламень,

Не думай, то не светляки.

Давно угрюмые друиды,

Сибиллы хмурых королей,

Отмстить какие-то обиды

Его призвали из морей.

Он вышел черный, вышел страшный,

И вот лежит на берегу,

А по ночам ломает башни

И мстит случайному врагу.

Летит пустынными полями,

За куст приляжет, подождет,

Сверкнет огнистыми щелями

И снова бросится вперед.

И редко кто бы смог увидеть

Его ночной и тайный путь,

...И берегись его обидеть,

Случайно как-нибудь толкнуть.

Он скроет жгучую обиду,

Глухое бешенство угроз.

Он промолчит и будет с виду

Недвижим, как простой утес.

Но где бы ты ни скрылся, спящий,

Тебе его не обмануть,

Тебя отыщет он, летящий,

И дико ринется на грудь.

И ты застонешь в изумленьи,

Увидя блеск его щелей,

Услыша шум его паденья

И жалкий хруст твоих костей.

Горячей кровью пьяный, сытый,

Лишь утром он покинет дом,

И будет страшен труп забытый,

Как пес, раздавленный быком.

И миновав поля и нивы,

Вернется к берегу он вновь,

Чтоб смыли верные приливы

С него запекшуюся кровь.

Н. Гумилев.

34. В. Я. Брюсову

<Париж. 25 января/7 февраля 1908 г.>