Анна Ивановна воспитывалась и училась дома. Достаточно рано ей, вместе со своей старшей сестрой Агатой, пришлось самостоятельно вести хозяйство. Их дед, герой наполеоновских войн Яков Алексеевич Викторов, дожив до глубокой старости, впал в детство, и двум сестрам, переехавшим в его большое имение Викторовку под Старым Осколом, нужно было управлять делами. Анна Ивановна росла добродушной, красивой, здоровой девушкой и прекрасной хозяйкой. «Анна Ивановна была хороша собой, — пишет ее невестка, А. А. Гумилева-Фрейганг, — высокого роста, худощавая, с красивым овалом лица, правильными чертами и большими добрыми глазами; очень хорошо воспитанная и очень начитанная. Характера приятного; всегда всем довольная, уравновешенная, спокойная. Спокойствие и выдержанность ее перешли и к сыновьям, в особенности к Коле» (Жизнь Николая Гумилева. С. 63).
Когда брат, контр-адмирал Л. И. Львов, познакомил ее со своим сослуживцем, судовым врачом Степаном Яковлевичем Гумилевым, вдовцом, старше Анны Ивановны на 20 лет, и тот сделал предложение, она не колеблясь дала согласие на брак и прожила в нем счастливо до глубокой старости мужа. Как пишет падчерица Анны Ивановны, А. С. Сверчкова, «характер С. Я. был твердый и властный, кроме того он был ревнив, расчетлив и требовал безусловного повиновения. Жена с другим характером, возможно, не ужилась бы с ним, но Анна Ивановна старалась все сгладить и, в особенности когда подросли сыновья, изображала, как она говорила, буфер, чтобы избежать всяких столкновений. Поэтому дети боготворили мать...» (Жизнь Николая Гумилева. С. 12). «Это была умная и чуткая женщина, очень любившая своего сына и гордившаяся его литературными опытами, — свидетельствует О. Л. Делла-Вос-Кардовская, царскосельская соседка Гумилевых. — Она много рассказывала нам о нем и показывала его стихи. По-видимому, между матерью и сыном была большая дружба» (Там же. С. 30). Сам Гумилев говорил, что лучшие черты его личности, прежде всего — глубокая православная религиозность, патриотизм и приверженность к патриархальным ценностям — были сформированы в детстве матерью. «Когда сыновья были маленькими, А. И. им много читала и рассказывала не только сказки, но и более серьезные вещи исторического содержания, а также из Священной истории, — пишет А. А. Гумилева-Фрейганг. — Помню, что Коля как-то сказал: «Как осторожно надо подходить к ребенку! Как сильны и неизгладимы бывают впечатления в детстве! Как сильно меня потрясло, когда я впервые услышал о страданиях Спасителя». Дети воспитывались в строгих принципах православной религии. Мать часто заходила с ними в часовню поставить свечку, что нравилось Коле. С детства он был религиозным и таким же остался до конца своих дней — глубоковерующим христианином» (Там же. С. 30).
По многочисленным сохранившимся свидетельствам, Гумилев очень много писал матери, посылая ей письма при малейшей возможности из самых экзотических и труднодоступных областей, куда его заносила судьба. По-видимому, это была далеко не формальная дань сыновьим обязанностям, но живой интерес к личности корреспондента: мать поэта — «дорогая мамочка», как он неизменно обращается к ней, — была, действительно, замечательным человеком. К сожалению эта, по-видимому, очень большая часть эпистолярного наследия поэта разделила печальную участь всех семейных бумаг Гумилевых, оставшихся в 1917 г. в царскосельском особняке. От всех писем поэта к матери уцелел лишь маленький «осколок» — данное письмо и открытка из Окуловки, написанная в драматические дни февральской революции 1917 г. (№ 161 наст. тома).