Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Письма

...брат тех Бурдюков... нуждается в руководителе. — Имеется в виду брат известных футуристов Николай Давидович Бурлюк (1890–1920?), который в 1909 г. окончил Херсонскую гимназию, а в 1909–1914 гг. учился на историко-филологическом и физико-математическом факультетах Петербургского университета. Впечатление о знакомстве с ним в следующем, 1910 г. передает его друг Бенедикт Лившиц: «Застенчивый, красневший при каждом обращении к нему, еще больше, когда ему самому приходилось высказываться, он отличался крайней незлобивостью, сносил молча обиды, и за это братья насмешливо называли его Христом. Он только недавно начал писать, но был подлинный поэт, то есть имел свой собственный, неповторимый мир, не укладывавшийся в его рахитичные стихи, но несомненно существовавший. При всей своей мягкости и ласковости, от головы до ног обволакивающих собеседника, Николай был человек убежденный, верный своему внутреннему опыту...» (Лившиц Б. Полутораглазый стрелец. Нью-Йорк, 1978. С. 13). Н. Д. Бурлюк участвовал во многих футуристических изданиях и выступлениях, но так и не выпустил собственного сборника стихов. Гумилев в начале 1913 г. выделял его стихи, наряду с хлебниковскими, как «самые интересные и сильные» во втором сборнике кубофутуристов «Садок Судей» (см. № 61 в т. VII наст. изд.). Вскоре после этого вышел футуристический манифест «Идите к чорту» («...выползала свора Адамов с пробором — Гумилев, С. Маковский, С. Городецкий, Пяст, попробовавшая прицепить вывеску акмеизма и аполлонизма на потускневшие песни о тульских самоварах и игрушечных львах... <...> Сегодня мы выплевываем навязшее на наших губах прошлое...» и т. д.), вызвавший личную обиду Гумилева, прервавшего отношения с «будетлянами». Однако Н. Д. Бурлюк не подписал этот манифест, «резонно заявив, что нельзя даже метафорически посылать к чорту людей, которым через час будешь пожимать руку» (Лифшиц Б. Указ. соч. С. 131), и Гумилев «сделал исключение» для «студента первокурсника»: «...с ним он поддерживал знакомство и охотно допускал его к версификационным забавам «Цеха», происходившим иногда в подвале (т. е. в «Бродячей Собаке» — Ред.)» (Там же. С. 181). В 1909 г., когда было написано настоящее письмо, футуристические манифесты были еще впереди, но старшие братья Н. Д. Бурлюка, поэт и художник Давид (1882–1967) — по определению В. Шкловского будущий «гениальный организатор футуристов» — и художник Владимир (1888–1917) входили в группу художников под тавтологическим названием «Венок — Стефанос». Выставки «Венка» проводились в разных городах, в том числе в Петербурге в марте 1908 и марте 1909 гг.: о выставке 1908 г. как об открытии новаторских явлений в искусстве см. рецензию М. Волошина: «Русская живопись в 1908 г. “Венок”» (Русь. 29 марта 1908. № 88).

В объявлениях журнала «Аполлон» в числе сотрудников я не нахожу своего имени. — Ср. письмо Ремизова А. Белому от 24 мая 1910 г.: «...В «Аполлоне» меня под благовидным предлогом не принимают, да и жизни «Аполлону» написан срок. И я в воздухе между Аполлоном-Мусагетом, Речью и К° и твердынями русского просвещения» (цит. по: Переписка В. И. Иванова и А. М. Ремизова / Вст. статья, прим. и подготовка писем Ремизова А. М. Грачевой; подготовка писем Вяч. Иванова О. А. Кузнецовой // Вячеслав Иванов. Материалы и исследования. М., 1996. С. 115).

Жизнь свою понемногу налаживаю: по часам распределил занятия и прогулку. — Затянувшиеся неприятности, возникшие в связи с «делом о плагиате» (см.: Вячеслав Иванов. Материалы и исследования. С. 113), значительно расстроили жизнь Ремизова, приведя к обострению язвенной болезни, которой он страдал с 1908 г. В 1909–1911 гг. он должен был соблюдать особый распорядок дня и лечебную диету, во многом затруднявшие его общение с друзьями (Там же. С. 117).

Так с Божьей помощью примусь и за писание. — Возможно, что Ремизов имеет в виду рассказ «Неуемный бубен», над которым он работал в конце 1909 г. 11 февраля 1910 г. он читал этот рассказ перед «синедрионом “Аполлона”» (Маковский, Вяч. Иванов, Зелинский, Кузмин, Ауслендер, Зноско-Боровский и др.), но «синедрион», хотя и «одобрил» услышанное, но к печати рассказ не принял: «С. К. Маковский, возвращая рукопись, мне объяснил на петербургском обезьяньем диалекте: по размерам не подходит, у них нету места, печатается большая повесть Ауслендера» (Ремизов А. М. Встречи. Петербургский буерак. Париж, 1981. С. 31–33).

15

Печ. по автографу (РНБ. Ф. 248. № 221). Опубликовано: Панорама искусств. 1988. № 11, Ustinov Andrey. Two Letters of Count Vasily Komarovsky // A Sense of Place. Tsarskoe Selo and its Poets. Columbus, Ohio, 1993. P. 287.