Читаем Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 1. Стихотворения. Поэмы (1902–1910) полностью

Ю. Верховский, анализируя архитектонику Ж 1910, обращал особое внимание на редакционные изменения в отделе РЦ, в частности, на эпиграф из И. Ф. Анненского: «Не вскрывается ли эпиграфом <...> признание одного и того же внутреннего пути? И как переутонченный эстетизм Анненского глубоко связан с “возвышенной стыдливостью страданья”, так более бодрый, менее болезненный и нервно-напряженный эстетизм Гумилева покупает свою сочную красочно-пластическую гармонию ценой той же муки, но сейчас не “человеческое слишком человеческое” в фокусе его творческой идеализации» (Верховский. С. 104). В этой же работе мы находим трактовку эпиграфа к разделу «Жемчуг розовый» (из Вяч. Иванова) как эмблемы пути от «парнассизма» («прозренье глаза») к символическому устремлению в ноуменальное («окрыленье ног») (Там же. С. 113). Если вспомнить «креативную» функцию, отводимую Гумилевым художнику-символисту («жизнетворцу»), то можно трактовать подобные реминисценции как герметическую символику, свойственную магу, который, в свою очередь, оказывался связанным с Демиургом гностических учений (христианская традиция отождествляет его с дьяволом) (см.: Холл. С. 361).

Брюсов посвятил «Жемчугам» обстоятельную рецензию (см.: Среди стихов. С. 318–319), где констатировал возникновение на поэтической карте некоей «страны Н. Гумилева», его «острова» с неповторимой природой и обитателями. Отмечая, что Гумилев является одновременно учеником Анненского, Вяч. Иванова и «того поэта, которому посвящены “Жемчуга”», Брюсов подчеркнул «медленное, но уверенное» продвижение Гумилева «к полному мастерству в области формы», констатировал, что молодому поэту удалось «усовершенствовать, развить, углубить» технические приемы своих предшественников. Это, заключал Брюсов, «надо признать даже большей заслугой, чем искание новых форм, слишком часто ведущее к плачевным неудачам». В рецензии Вяч. Иванова (Аполлон. 1910. № 7. С. 38–41) была подчеркнута зависимость Гумилева от Брюсова, содержалось указание на то, что «весь экзотический романтизм молодого учителя расцветает в видениях юного ученика, порой преувеличенный до бутафории и еще подчеркнутый шумихой экзотических имен». «Когда действительный, страданьем и любовью купленный опыт души разорвет завесы, еще обволакивающие перед взором поэта сущную реальность мира... — заключал свой отзыв Вяч. Иванов, — тогда его лирический эпос станет объективным эпосом и чистой лирикой — его скрытый лиризм, тогда впервые будет он принадлежать жизни». Положительные отзывы о книге содержались также в рецензиях С. А. Ауслендера (Речь. 1910. 5 июля; подп.: С. А.), Г. И. Чулкова (Новый журнал для всех. 1910. № 20; подп.: Борис Кремнев), И. И. Ясинского (Новое слово. 1911. № 3; подп.: М. Чуносов). Более критичным был отзыв В. Л. Львова-Рогачевского, уделившего основное внимание заимствованиям и реминисценциям у Гумилева и охарактеризовавшего книгу как «крикливую, нарумяненную и надушенную» (Современный мир. 1911. № 5. С. 341–342). Наконец, совершенно фельетонно отозвался о сборнике Л. Н. Войтоловский в статье «Парнасские трофеи» (Киевская мысль. 1910. 11 июля, подп.: Л. В.). Называя Гумилева «версификатором» и «Жемчуга» — «фальшивыми камнями», Войтоловский противопоставил Гумилева Брюсову, перечислил ряд заимствований и реминисценций и, как на исключение, указал на «небольшую серию “Капитаны” и два-три стихотворения из других отделов (“Маркиз де Карабас”, “Воин Агамемнона”, “Театр”)».

Вообще критическое освещение Ж 1910 по существу повторяло те же положения, какие были выдвинуты критикой в адрес РЦ 1908 (и это лишний раз подчеркивает ретроспективный характер Ж 1910). «“Жемчуга” не открыли собой нового периода в творчестве Гумилева, — пишет А. И. Павловский, — их значение состоит в том, что они завершили первый период» (БП. С. 20).

Многие из ст-ний, вошедших в Ж 1910, были апробированы публикациями в периодике, прежде всего — в журналах «Весы» и (с 1909 г.) «Аполлон».

В 1918 г. Гумилев переиздает РЦ и Ж, по-новому организуя корпус текстов. Характер этих редакций наводит на мысль, что Гумилев полагал создать некое подобие «собрания сочинений». Об этом говорят подзаголовки, определяющие время написания ст-ний, включенных в книги; введение в корпус текстов РЦ 1918 двух ст-ний из ПК и переработка отрывка из «Сказки о королях» в ст-ние «Баллада». На это указывают и введение в РЦ 1918 ранних неизданных ст-ний, упразднение в Ж 1918 деления на отделы, снятие посвящений к книгам (см. о переиздании РЦ и Ж: Зобнин Ю. В. Воля к балладе (лиро-эпос в акмеистической эстетике Гумилева) // Гумилевские чтения. С. 111–119).

В архиве М. Л. Лозинского имеется авторская рукопись РЦ 1918, помеченная датой «28 июнь 1918», и экземпляр с правкой Гумилева и пометой М. Л. Лозинского: «Оригинал для второго издания (1918)».

РЦ 1918 и Ж 1918 вышли в изд-ве «Прометей» в 1918 г.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ригведа
Ригведа

Происхождение этого сборника и его дальнейшая история отразились в предании, которое приписывает большую часть десяти книг определенным древним жреческим родам, ведущим свое начало от семи мифических мудрецов, называвшихся Риши Rishi. Их имена приводит традиционный комментарий anukramani, иногда они мелькают в текстах самих гимнов. Так, вторая книга приписывается роду Гритсамада Gritsamada, третья - Вишвамитре Vicvamitra и его роду, четвертая - роду Вамадевы Vamadeva, пятая - Атри Atri и его потомкам Atreya, шестая роду Бхарадваджа Bharadvaja, седьмая - Bacиштхе Vasichtha с его родом, восьмая, в большей части, Канве Каnvа и его потомству. Книги 1-я, 9-я и 10-я приписываются различным авторам. Эти песни изустно передавались в жреческих родах от поколения к поколению, а впоследствии, в эпоху большого культурного и государственного развития, были собраны в один сборник

Поэзия / Древневосточная литература