Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 7. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии

Стр. 2. — Об отношении Гумилева к Баратынскому есть любопытное свидетельство Г. В. Адамовича: «Помню, Гумилев, сидя у высоких полок с книгами, говорил: — Если мне нужен Баратынский, я не поленюсь, возьму лестницу, полезу хоть под самый потолок... А для Лермонтова — нет. Если он под рукой, возьму, но тянуться не стану» (Адамович Г. В. Комментарии. Вашингтон, 1967. С. 88). Ср. в изложении того же мемуариста рассказ Гумилева о том, как он в качестве вольнослушателя сдавал экзамен И. А. Шляпкину: «Гумилев, бывший уже известным поэтом, собирался блеснуть утонченной оригинальностью своих суждений и с особой тщательностью подготовил вопрос о стилистическом влиянии Баратынского на некоторых позднейших стихотворцев. Шляпкин <...> сказал: «Так, так... Значит, вы специализируетесь по русской литературе? Скажите, как вы считаете, права ли была Татьяна, отказавшись бросить мужа и уйти с Онегиным?» Гумилев был озадачен и потом не без основания говорил: «Он меня принял за гимназиста». О Баратынском ему так и не удалось сказать ни слова» (Адамович Г. В. Петербургский университет // Новое русское слово (Нью-Йорк). 7 марта 1969). <...> Об отношении юного Гумилева к Тютчеву интересное свидетельство находим в предисловии родственника поэта В. В. Тютчева к изданию стихотворений Ф. И. Тютчева: «...в дни моей собственной юности я как-то встретил бродившего по полям, лугам и рощам нашего соседа по имению будущего поэта Николая Гумилева. В руках у него, как всегда, был томик Тютчева. “Коля, чего Вы таскаете эту книгу? Ведь Вы и так ее знаете наизусть?” — “Милый друг, — растягивая слова, ответил он, — а если я вдруг забуду и не дай Бог искажу его слова, это же будет святотатство”» (Цит. по: Тютчев Ф. И. Избранные стихотворения. Нью-Йорк, 1952. С. VIII) (ПРП 1990. С. 358). Стр. 9. — О Бальмонте см. №№ 10, 28, 36, 39, 47 наст. тома и комментарии к ним. Стр. 34–35. — Цитируется ст-ние «Морская душа». Стр. 37–45. — Цитируется ст-ние «Душа горбуна». Стр. 48–63. — Приводится ст-ние «Отчего мне так душно...». Во всех цитатах из Бальмонта имеются ошибки, свидетельствующие, что Гумилев приводил их по памяти.

73

При жизни не публиковалось. Печ. по публикации Р. Л. Щербакова.

Соч III, Александр Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 5. М., 1993 (Лит. наследство. Т. 92) (публикация Р. Л. Щербакова).

Автограф — в собрании Р. Л. Щербакова (на момент публикации).

Дат.: лето-осень 1918 г. — по датировке Р. Д. Тименчика (Соч III. С. 307–308) и Р. Л. Щербакова (Александр Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 5. М., 1993. С. 33 (Лит. наследство. Т. 92)).

По мнению Р. Д. Тименчика, статья «предназначалась для затевавшейся летом 1918 года петроградской газеты «Театр» под редакцией Акима Волынского (издание не состоялось)» (Соч III. С. 307–308). Публикация статьи сопровождается чрезвычайно информативными вступительной статьей (Р. Д. Тименчик) и комментариями (Р. Л. Щербаков).

Р. Д. Тименчик, подробно остановившись на истории взаимоотношений поэтов и сделав вывод о двойственном отношении Гумилева к Блоку («Гумилев неизменно отзывался о Блоке почтительно и восторженно, но при этом старался Блока изолировать, пресечь его влияние на молодых поэтов»), далее пишет: «Нетрудно заметить, что и разбор блоковских пьес в рецензии Гумилева произведен с точки зрения неких нормативных «правил», якобы неизменно обязательных для драматурга. Чтобы понять, какие правила подразумеваются в рецензии, следует рассмотреть драматургическую практику самого Гумилева» (Неизвестная статья Н. С. Гумилева «Театр Александра Блока» / Вступительная статья Р. Д. Тименчика, публикация и примечания Р. Л. Щербакова // Александр Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 5. М., 1993. С. 23. Лит. наследство. Т. 92). По мнению Р. Д. Тименчика, которое подкрепляется ссылкой на интервью Гумилева 1918 г., где зафиксировано, среди прочего, его представление о современном театре как о театре исполненном «страстей, действий и возвышенных моментов», Гумилев «предпринял критику театра Блока» «с позиции трагедии героического действия» (Там же. С. 26). «Нельзя не заметить, что, подходя с позиций классицистической трагедии и упрекая «Розу и крест» в недостаточной конфликтности, Гумилев с невольной проницательностью указал на то свойство драматургической природы блоковской пьесы, которое роднит ее с театром Чехова, где был дискредитирован «традиционный образ действий, основанный на конфликте между героями в борьбе за практически определенные цели», с театром, основанным ни на борьбе воль, ни на борьбе с препятствиями. <...> Беглый анализ Гумилева во многом верен, но осужденная им специфика «Розы и Креста» исторически оказалась предвосхищением тех путей, по которым пошла мировая драматургия XX века, отправляясь в значительной мере от Чехова. Этих театральных возможностей Гумилев не учитывал, и парадоксальным образом претензии Гумилева к недостаточной театральности драмы Блока можно считать претензиями именно литературными, а не театральными» (Там же).