Правда, милый братъ-другъ, намъ надо писать чаще, покуда мы близко, но еще розно. Спасибо за твое письмо; но извѣстія твои объ Москвѣ были не свѣжѣе моихъ. Послѣ моего послѣдняго письма къ тебѣ, я получилъ отъ маменьки и отъ сестры. Папенька въ Долбинѣ. У дѣтей у всѣхъ
была корь, но, какъ говорятъ онѣ вмѣстѣ съ Рамихомъ, хорошая корь. Маменька не спитъ ночи, ухаживая за больными; сестра вѣроятно также, хотя и не говоритъ объ этомъ. Тяжело думать объ нихъ. Я просилъ сестру во всякомъ письмѣ ко мнѣ выписать мнѣ какой-нибудь текстъ изъ Евангелія. Я это сдѣлалъ для того, чтобы 1-е, дать ей лишній случай познакомиться короче съ Евангеліемъ; 2-е, чтобы письма наши не вертѣлись около вещей постороннихъ, а сколько можно выливались изъ сердца. Страница, гдѣ есть хотя строчка святаго, легче испишется отъ души. Но что же? вотъ текстъ, который она выбрала въ своемъ послѣднемъ письмѣ: Ne soyez donc point inquiets pour le lendemain, car le lendemain se mettra en peine pour lui-même: à chaque jour suffit son mal. „Какъ бы мы были спокойны, прибавляетъ она, если бы исполняли это. Но мы никогда не думаемъ о настоящемъ, а заботимся только о будущемъ”. — Бѣдная! въ 17 лѣтъ для нея будущее — забота и безпокойство. Во всей семьѣ нашей господствующее, ежедневное чувство есть какое-то напряженное, боязливое ожиданіе бѣды. Съ такимъ чувствомъ счастье не уживается. Но откуда оно? зачѣмъ? Какъ истребить его? Какъ замѣнить спокойствіемъ и мужественною неустрашимостью передъ ураганами судьбы? — вотъ объ чемъ мы должны подумать вмѣстѣ, чтобы дѣйствовать общими силами. Если бы намъ удалось дать сестрѣ столько же твердости и крѣпости духа, сколько у нея нѣжности, чувствительности и доброты, то мы сдѣлали бы много для ея счастья. Между тѣмъ я надѣюсь, что это тяжелое состояніе духа, въ которомъ она писала ко мнѣ, прошло вмѣстѣ съ болѣзнями дѣтей. Но ты знаешь, долго ли нашъ домъ бываетъ свободенъ отъ причинъ къ безпокойству! Все это составляетъ для меня до сихъ поръ неразрѣшенную задачу. Къ папенькѣ я писать буду на первой почтѣ. Его мнительность изъ физическаго міра перешла въ нравственный. Но по счастью она обратилась на такой пунктъ, гдѣ отъ нея легко избавиться. По крайней мѣрѣ я употреблю всѣ силы, чтобы разувѣрить его и доказать, что я не пересталъ его любить по прежнему. Не знаю, откуда могла ему прійти эта мысль; боюсь, чтобы она не имѣла источникомъ вліяніе той враждебной звѣзды, которая отдаляетъ меня ото всего, чтò дорого сердцу. Знаешь ли, мнѣ иногда кажется, что судьба, прокладывая мнѣ такую крутую дорогу въ жизни, ведетъ меня къ чему-нибудь необыкновенному. Эта мысль укрѣпляетъ мои силы въ стремленіи быть достойнымъ ея призванія. То, чтò я писалъ къ тебѣ о Берлинской жизни и университетѣ, — неправда, или лучше полу-правда. Для тебя, я думаю, во всякомъ случаѣ Мюнхенъ полезнѣе, а не то — Парижъ? Приготовь отвѣтъ къ пріѣзду. Между тѣмъ пиши ко мнѣ въ Дрезденъ черезъ Рожалина. Тамъ я буду около перваго Апрѣля ихъ стиля. Но Святую мы встрѣтимъ вмѣстѣ.